прибой, развела волнение с самых неожиданных углов и поломала длинные чистые линии волн. Несколько серферов, выбравшихся за границу прибоя, чтобы покататься в устрашающих зимних волнах, сдались и принялись изо всех сил грести обратно, торопясь выбраться на берег, а встревоженные, но очень старавшиеся казаться невозмутимыми люди, которые толпились возле минивэнов и пикапов на автостоянке Слот-бульвар, махали руками и уверяли друг друга: они не полезли в воду только потому, что предвидели возможное изменение погоды к худшему.
В то утро такие же шквалы ломали и выворачивали с корнем деревья и в Юрике, на севере, и в Сан-Диего, на юге.
И в спальне захудалого многоквартирного дома в Лонг-Бич, на юге Лос-Анджелеса, вскинулся, проснувшись, четырнадцатилетний подросток – вырвался из сна, в котором женщина отчаянно бежала через виноградник между рядами лоз, стискивая в руках оплетенный плющом посох, на конце которого каким-то образом держалась окровавленная сосновая шишка.
Кути Хуми Салливан, потрясенный видением, сел в кровати и спустил ноги на деревянный пол. Его сердце все еще отчаянно колотилось, и левая рука онемела, хотя часовой ремешок на ней был затянут нетуго.
Он посмотрел в окно, сквозь жавшиеся к стеклу ветки лантаны; рожковые деревья и укрытый чехлом вэн отбрасывали длинные тени на растрескавшийся асфальт, было слышно, как в кронах деревьев кричат дикие попугаи. Наверно, еще не было даже семи – он определенно проснулся первым из всех обитателей квартиры, – но теплый воздух был уже густо насыщен запахом подгоревшего кофе.
– Зовите меня Витамин, – прошептал он, пародируя «Моби Дика», и зябко передернул плечами. Этой зимой он не мазал грязью ножки своей кровати и вчера за обедом съел несколько ломтей деликатесного ростбифа по-лондонски (ему даже позволили выпить бокал шампанского в полночь!), но все же он снова и совершенно явственно ощутил, что почти способен видеть все западное побережье Америки в какой-то недоступной зрению спектральной частоте (как будто его глаза смотрели и под землю, и в небо) и слышать биение сердец, всхлипы, тайные встречи и предательства через едва уловимую вибрацию пальм, ограничивавших обочины автострад, и горного шалфея, и сорняков с городских пустырей. А в глубине, под сознательным уровнем разума, он будто бы еле-еле, словно из дали, не измеряемой никакой мерой естественного пространства, слышал выкрики, и рыдания, и смех сущностей, не являвшихся частями его собственного существа. Ему уже доводилось испытывать подобное ощущение полного знания, но обычно это случалось в глубоком сне или в зыбком состоянии между бодрствованием и сном, однако сейчас он определенно не спал.
Он поднялся и быстро, но тщательно оделся – кроссовки «Рибок», удобные джинсы, свободная фланелевая рубашка поверх повязки, обхватывающей нижние ребра, – и застегнул ремень лишь после того, как убедился, что перекрутил его лентой Мебиуса.
Моргая спросонок, он позволил взгляду обежать комнату – трехсоткратный телескоп «Таско», стоявший в