позавчера и прочла их как его письма ко мне, за один вечер и нашла в книге всех его любовниц и себя среди них и увидела, что все они как одна женщина, только в разных телах, и решила, что объединить их в моём теле и свершить отмщение будет правильным. Вопрос в том, чтобы с момента написания книги и моментом, как я её прочла, в этот неизвестный по длительности промежуток он не умер, не ускользнул от меня, не пролез в ад, не повстречавшись со мной, убийца любви, предатель любви, преступник, прячущийся в аду, в аду своей красивой головы с синими огнями холодных глаз, я найду его, вынесу приговор и приведу в исполнение.
И увижу, что это хорошо.
* * *
Я вышла из метро и как будто попала на двадцать лет назад. Пять часов дня. Солнце глядит как оспа, красным сквозь дымку, тепло, парит, влажно, серые кирпичные дома, скверики, в моей прошлой, другой жизни я видела в этом окне, как девушка, сложив ладошки, рыбкой ныряет через голову в шёлковую комбинацию, на секунду замирая от страха, когда становится слепой, когда руки связаны шёлком, когда ничего не видно на одно мёртвое мгновение, проскочила, огладила себя по бокам, влилась, соединилась, защитилась чешуёй, вильнула бёдрами, насладилась собой, хороша!
Дома постарели, вросли в землю, деревья вытянулись выше крыш, кроны сомкнулись, переплелись, темно стало, как в глухом лесу, только не спящая красавица в глуши этого леса, на третьем этаже старого дома в комнатушке, где всё застыло, заснула двадцать лет назад, а чудовище, лысое, старое, одеревеневшее, только глаза аквамариновые светят. Я ищу этот дом, не нахожу, меня кружит, водит, я провела там, в эпицентре заражения, под красным оспяным глазом, три часа, а дома не нашла. Видела три похожих, но у каждого что-то да не то, вот этот очень похож, и арка та же, но у него как сиамский близнец к торцу прилепился ещё один, а его дом был одиноким, никакого близнеца не было, был забор за домом, который я видела из окон, тоже не нашла, снесли что ли?
Приметы прошлого и зарубки настоящего переплелись между собой, и так слюбились, проникли друг в друга, соединились в пароксизме удовольствия или страдания, не разоймёшь, что запутали, закружили и водили меня ещё час. Девять вечера.
Серая жемчужно-переливающаяся в свете солнца дымка воспалились пурпуром и упала на крыши домов, солнце испустило последний вздох, контрастно высветив свинец грозовых облаков на фоне ядовитой зелени и серых с розовым кирпичей, и завернулось в тучи, умерло, почернело, ударила синяя молния, вздрогнули и затряслись от страха, перепутались все приметы и ходы, и я, не найдя логова чудовища, абсолютно обескураженная, осторожно, аккуратно, чтобы не потеряться окончательно, неверными шагами, под холодными потоками, они мгновенно испарялась с моих голых рук, стараясь не отклоняться от азимута моей памяти, практически на ощупь, спустилась в отделанную мрамором преисподнюю Москвы.
Замечали, как успокаивает метро? Думаю, это свойство ада – успокаивать горячие сердца. Самое