общий, детский сад; отдать-забрать, отвезти-привезти. А между делом всю душу ей извёл. Трёшка не продавалась; наличных денег не было.
В один из вечеров приехал жить.
– Я тут прописан!
Встретил его с крестовой отвёрткой в заднем кармане. Уехал ни с чём. Через два часа вернулся. Её стало трусить. Антон, мол, это кореш его, мент.
– Справлюсь.
Что ж, какая разница, за кого? Та же отвёртка в кармане. Этот – при макаре, раз мент. Не упустить бы, как только войдут в лифт; угадать, в котором из двух. Я один против фигуры под завязку.
Докатился ты, однако.
Бывало и похуже.
Это когда? Чечены, что ли?
Нет. Чечены – это одно. С ними можно договориться. Те были полные отморозки. Помнишь Болотную? Я был там.
– Сначала мента, вали. Этого вальта на потом оставь.
– Смотри за подъездом. Он на фокусе. Тёмно-синий. Видишь?
– Пока нет никого. И что с болотной?
– Россия – для русских, Москва – для москвичей. Помнишь?
– Ну.
– Побуксовали там, покричали, а затем спустились в метро. На Охотке сели, на Лубянке вышли. Пока проехали одну станцию, разбили весь вагон. Я был внутри.
– Чего ты там забыл?
– Не успел. Все ринулись из вагона, а я, пока мордой по сторонам светил, не успел. Толпа ворвалась внутрь. Со мной была сестра.
– Разве? Она же с отцом живёт, нет?
– Юля – да. Я был с другой сестрой. Со стороны отца. Она тогда в Москве была. Мы ехали куда-то, не помню уже. При чём ещё в туннеле, между Кропоткинской и Охоткой, поезд остановился, и издалека доносился гул и такой размерный стук, будто молотом кто по земле лупит. Нет никого?
– Пока нет.
– Может за контейнерами встал?
– Нет.
– Все, кто находился в вагоне, выскочили. Я тогда ещё удивился: чего это вдруг все вышли? А потом понял. Внутрь ворвались националисты. Двери закрылись и поезд тронулся. Тьма парней по двадцать-тридцать лет. Вагон заволокло дымом, – кто-то стразу же бросил шашку. Кто-то повис на поручнях, – вырывали их с мясом. Стёкла разбили. Вагон раскачали изнутри и, казалось, он сойдёт с рельсов. Или накренится так, что мы упадём. А поезд ехал. Я прижал голову сестры к своей груди и покрыл полами пальто. Я уже тогда носил бороду и очень боялся, что нас заметят.
– А сейчас где?
– Кто?
– Сестра.
– Не знаю. Я с ней не общаюсь.
– Вас заметили?
– Нет. Мы вышли на следующей станции и поднялись в город.
– Невероятно, чтобы в том вагоне был кто-то, кроме них. Думаю, тебе просто повезло.
– Да я вообще фартовый. До сих пор не могу понять, почему меня тогда не заметили. Может, – шашка? Вот тогда вечерок был – дрянь.
– Металл крепко сидит в кости. Особенно в черепе. Не дёргай, если сразу не поддастся.
– Дотянуться бы. Высокий чёрт!
– Не дёргай отвёртку, если застрянет.
– Без тебя тошно! Есть?
– Да. Подъехал. Стоит прямо у входа.
– Дай посмотрю. Он. Теперь тихо постой.
Тоже ведь со своей лярвой хотел жить спокойно, нет?