ещё в большее запустение, словно они старели вместе со своим хозяином. Бывало, что Шикрам целыми неделями не покидал своего убежища, общаясь с внешним миром посредством молчаливого слуги и редких натурщиц которых он допускал к себе. Затворнический образ жизни был продиктован отнюдь не только плохим здоровьем старика, хотя видел он не важно, да и ходил последнее время с трудом, но не этим объяснялась его изоляция – с годами его вздорный, неуживчивый характер доставивший ему немало хлопот в первой половине жизни трансформировался в причудливую разновидность мизантропии – практически любые стороны деятельности общества вызывали его резкое иногда перетекающее в ненависть неприятие.
Вместе с тем, он живо интересовался городскими новостями и был на редкость осведомлённым человеком. Лиз он напоминал ловца, который посредством раскинутых во все стороны тенет собирает нужную информацию. Шикрам презирал политиков, дельцов, владельцев дирижаблей, почти всех общественных деятелей, плохо отзывался о большинстве писателей и художников, о чиновниках вообще предпочитал не говорить, зато охотно обсуждал с Лиз дела в её газете, хотя никогда не имел к ней ни малейшего отношения. Светские новости также занимали старика. Иногда она видела около его палитры смятые со свежими датами газеты, из чего можно было сделать вывод, что Шикрам полагался не только на разговоры. Он исключительно редко задавал вопросы по поводу её личной жизни, однако Лиз казалось, что старик был в курсе и этого, несколько раз он неловко и с заметным лукавством на истерзанном морщинами лице, отзывался о статьях Арда, напечатанных несколькими городскими журналами. Много раз в его мастерской Лиз видела в разной степени готовности портреты известных в городе людей. На её удивлённое замечание по этому поводу, а стоит отметить, что про добрую половину изображённых на них Шикрам говорил не стесняясь в выражениях, он лишь разражался тирадой бормотания под нос, смысл которой был в том, что и художнику надо как-то существовать.
Тишину в мастерской нарушало редкое покашливание старика, Лиз начала потихоньку дремать и мыслями вернулась к предстоящему вечернему полёту, нужно было определиться какое платье выбрать. Чтобы облегчить эту задачу она поочерёдно представляла себя в разных нарядах в центре празднично одетой толпы.
– Нужно добавить ещё бокал вина. Да, в коричневом я буду смотреться невероятно элегантно.
Фантазия была столь реальной, что девушка почувствовала вкус напитка на губах и завистливо-восхищённые взгляды гостей, от удовольствия она немного, совсем незначительно вытянула ноги. Тут же раздался недовольный кашель, и мастер грубо шикнул на неё. Лиз замерла и подтянула ноги обратно, но на этом экзекуция не закончилась, Шикрам выждал паузу и мстительно сказал:
– Лиз, с последнего раза ты поправилась, будь добра Ласточка, пока мы не закончили работу, постарайся не объедаться.
– Вот мерзавец! – Лиз выругалась про себя:
– Никакого