бы прожить другую жизнь, а сейчас поздно. Свернули с асфальта на грунтовую, по проселку в редкий молодой лес и стали судорожно, в тесноте «Жигулей», раздеваться. Увидели худую собаку, привязанную к дереву. Тянула стрелой поводок и неотрывно, неотрывно глядела вслед предавшему ее хозяину.
– Отпусти ее, сказала Катя.
– Катя… она оттолкнула меня.
Я поплелся к разросшейся липе. Старая собака меня будто не заметила, все смотрела вперед и тянула поводок. Расстегнуть ошейник я не смог. Вернулся к машине, мошкара тучей слетелась на мою голую плоть. Ножа в сумке не было, рылся в багажнике. Обрезал поводок и пес бросился сквозь лес и потом луг, редко останавливаясь, вынюхивая старый след.
К поезду мы опоздали и сидели на вокзальной лавочке. Кто – то любил девушку Светлану и на скамье вырезал навечно «Света».
Катя уехала и я погнал машину на парковку. Там и приблудился молодой овчар. Вряд ли его бросили здесь – место не подходящее. Может быть, хозяину казалось, собака запрыгнула и лежит на заднем сидении. Стартовал.
В первый день пес искал что – то, перебирал одежду. В порыве сентиментальности я подумал, он ищет запах женщины из своей прошлой жизни. Женщины не было. Если мои редкие гости задерживались в прихожей, он легко покусывал их за щиколотки, пастушья порода. Так на горном склоне кавказская овчарка загоняет в стадо отбившуюся корову. Оставшись один в квартире, он грыз книги. Я подкладывал «Справочник профсоюзов», он грыз старые тома. Они вкусно пахнут настоящим мучным клеем. Иногда вечером пес грустно лежал у входной двери. Ждал прежнего хозяина? Безнадежно окликал его – Мартын! Подумал, собака знает слово «гулять», и назвал его Гуляй. Он приносил в зубах поводок и садился у двери. В общем, минуты единения и счастья были.
Месяца через три позвонил хозяин. Уезжал куда – то, потом опрашивал владельцев машин на стоянке. Я спросил имя пса.
– Тёма.
– Тёма? – переспросил.
Пес взвился и кинулся лизаться. Услышал свое имя. Еще два дня называл его Тёмой. Грустно расставаться, во всяком случае мне. Тёма прикусывал за запястье – звал с собой.
Прекраснодушный
В старости ум не дает вариантов мысли. Душевный и постоянный диалог с самим собой становится плоским, а воспоминания невольно правдивы при спящей фантазии. Да и мистер Паркинсон вскоре разделается со мной, как некогда с моей матерью: я пишу, придерживая кисть правой руки – левой. Не припомню имени молодого актера, он прощался со зрителями телеканала, где недавно был популярен. Вид перекошенного страдающего лица ужасен, но продюсер, очевидно, не мог отказать. Актеру подали микрофон, но лишь тень человеческого голоса (если голос может иметь тень) прозвучала. Дали белоснежный лист бумаги и он, упирая левой рукой правую, написал по детски крупно и в кадре «прощайте». Изображение дрогнуло – сбилась рука оператора за камерой.
У меня нет времени на фантазии, это лишь заметки простодушного человека. Если, глядя в печатный лист, вы