исчез – пятнадцать лет назад.
Помню лишь, как долго-долго плыли
облака в черемуховый сад.
Лишь одно осталось мне, одно —
летних сказок теплое руно.
Тайных встреч забытый колокольчик….
Жизнь проходит. Так заведено.
«Грустно мне покидать свой приют опустелый…»
Грустно мне покидать свой приют опустелый,
сладко мне пробегать легкой тенью по крыше,
в этом пасмурном небе, над пропастью белой,
над полями, где шествуют белые мыши.
Странно видеть холмы одиноких строений,
захмелевшие рощи в заснеженной стуже,
Словно белые сны, словно белые тени —
все плывут надо мною, все кружат, все кружат.
Вот он мир запредельный – нарушенной тайны
не откроет своей, и тебя не отыщет…
Только слышно, как ветер над далью печальной
все гуляет во тьме, все играет, все свищет.
Пуст мой дом, заколочен – но скоро ворвется
в его дебри таинственный ветер ненастья…
И звезда засияет, и сказка вернется —
это счастье мое, заповедное счастье.
Лето у изголовья
В далеком лесу, где сухой собирали валежник,
огонь разводили, и чай, обжигающий пили,
и мерзли в убогой сторожке, – живешь ты как прежде,
как сказка, пришедшая из незапамятной были.
Мы жили в забвеньи, и время делили на двое:
одна половина – для кружева лунного света,
другая – для лета. Оно было с нами – живое,
и не по-осеннему ясное позднее лето.
Оно пробиралось тайком из заснеженной дали,
входило и пахло у печки сухою травою.
Такое живое. В своей колыбельной печали
летало, как сыч, над моей и твоей головою.
И мы засыпали под шепот рябиновой вьюги,
от шелеста звезд, пролетавших над старою крышей,
от треска поленьев. Прижавшись друг к другу, как мыши,
спасались от стужи. И видели сны друг о друге.
Тихая осень
Ты – осень,
которой никто не заметит,
не спросит:
ты – осень?
Листья, летящие мимо
сосен,
осень.
Эхо, которому нет, и не будет ответа —
уходящего лета,
света,
ветра,
облака зноя, в преддверьи дождя,
над чернеющей пашней…
Я – вчерашний:
я остаюсь в тех краях, где меня позабыли,
любили,
ждали,
верили,
искали – не находили,
имени не называли.
Открывали дверь – и лишь тишина
заходила ко мне
с осторожностью гостя.
На старом погосте
лежали стаканы и крошки засохшего хлеба.
А мы уходили, по теплой траве, босиком,
до самого неба,
до самого неба.
Сполохи лета
Я увидел, как звонкое лето
заиграло в тенистом бору.
Эти