Ия. – «От суда отказался». – «Как?!» – «Ещё раз повторяю, разве я не мужчина постоять за себя? – и расчесал гребешком бороду. – Дело выбросили в мусорную корзину, это самое… Твой мужик цел и невредим», – он попытался притянуть её к себе. «Подожди, …каким образом?» – не верила Ия. – «Каким, каким?! Уровень сознания трёхлетнего ребёнка. Всё уладил – честь дороже, так сказать, и впредь буду умненьким». Она отстранилась от его рук: «На это, между прочим, тоже есть статья! Посолидней первой».
«Слушай сюда, таких дур баб поискать надо! Это самое… оторвать бы тебе голову, так сказать, а оставить кое-что посущественней. …Я тебе за неделю в два раза больше принесу». Она резко повернулась и всем средоточием невысказанных мук вожгла ему в лицо: «Больше ко мне не прикасайся!»
С этого момента, не прожив и трёх лет, они всё более отдалялись друг от друга. Раз в месяц клал ей на кухонный стол, как человек благородный, двадцать пять процентов: «Это самое… так сказать».
Устав от пренебрежения к себе, подыскал вариант женщины более терпимой и сам подал на развод.
Ия не могла заснуть. Бесполезные мысли терзали её… Вспомнила, как приоткрыла однажды дверь в кабинет Гагиной показать результат очередного опыта; на кресле у неё сидел подросток в позе провинившегося, закрыв лицо руками. Голова мальчика была в облаке кудрей таких же светлых, как и у Гагиной. Сквозь жиденькую водолазку просвечивали худые лопатки. Наталья Юрьевна стояла у двери, молча требуя от парнишки что-то исполнить. Мальчик не спешил. И резкая просьба: «Никольская, закройте дверь с той стороны!»
По институту стали ходить слухи. Но из-за этой случайно приоткрывшейся тайны Никольская стала испытывать со стороны Гагиной желание не заметить её научный поиск, оставить реактивы для других, не помочь с дополнительным штатом лаборантов.
Через неделю опять на работу. «Как отдохнули?» – спросит Наталья Юрьевна. «Прекрасно», – ответит Никольская. – Не каждому положен отдых в пансионате с излишками удобств. …Увы, вышколенную, хорошо одетую даму выбирают в президиум; Гагина заботится о согражданах, об их научной работе, – на трибуне такой женщине всё можно простить. …На весы кладётся вклад Гагиной в дело преуспеяния… – слипшаяся мысль Ии стала в тупик, – «пре-ус-певания общества, сулящего жизнь в глубинах космоса». А на земле? …На этой чаше весов судьба заморыша, ещё не выросшего человеком… Какой он всё-таки жалкий, растоптанный, – подумала Ия.
Вася спал крепким сном. Рядом, прижавшись к ней, сопел Егор. Серёжа лежал так тихо, будто в палатке его и не было. Он не спал. Ия вытащила у себя из-под спины камешек:
– Спи, Серёжа, – как бы выводя его из тайника на свет. Так она говорила Егору, наблюдавшему за ней, когда ей приходилось работать при свете настольной лампы.
– Ия, – тихо окликнул её Сергей, не добавив отчества, – расскажите о себе… – Она вдруг улыбнулась в потёмках на это «Ия» с таким спокойным светом на душе. И Серёжа неожиданно уснул. Дышал ровно почти неслышно,