много жаргона. Больше, чем в армии. Интересно, что привыкаешь к морскому языку очень быстро и уже через месяц-два после призыва знаешь почти все. Достаточно примитивный, и в то же время удивительно емкий язык: матерные выражения в нем практически отсутствуют, а основу составляют вполне благозвучные, иногда даже какие-то ласковые, слова. Кубрик, мостик, баночка, склянка, чумичка.… Свой первый урок военной лингвистики Вадим получил именно от годка, спустя неделю после приезда в киевскую учебку. Во время генеральной уборки курсант мыл пол в спальном помещении роты (на аврале стягивал палубу в кубрике), когда вошел годок и попросил «баночку». Именно некорректное исполнение этой просьбы, явилось для Вадима причиной того, что после службы он еще несколько лет называл баночками любые стулья и табуреты. Естественно, что на жаргоне говорят не только те, кто проходит срочную службу – но и офицеры, мичманы, сверхсрочники. Со временем этот контингент начинает забывать нормальную человеческую речь и, напрочь убив в себе потомка Достоевского, Чехова, Пушкина и Бажова, изъясняется исключительно «по-моремански». От жаргона вообще трудно отвыкать.
Первый раз за все время Вадим не заснул. Закрыв глаза, он погрузился в свое бредовое и пугающее воспоминание:
«На вид девочке было лет шесть-семь. Темные волосы и странная поза – обеими руками она будто закрывалась от Вадима. Но ребенка просто не могло там быть, ведь по карте группа находилась километрах в десяти от Житомира, в глубоком лесу. Со слов товарищей, я был обнаружен минут через двадцать после своего идиотского выстрела из автомата в землю. Пока Костя и Воробей несли меня к базе, Бедный с тремя бойцами шманали место и поляну с лесом вокруг дома еще минут двадцать, но ничьих следов, кроме моих, не заметили. Да и откуда, черт возьми, там взяться ребенку? Но он там был, был. Единственное, что почему-то ускользает из памяти – это произнесенная им фраза… Что-то вроде угрозы, или просьбы. Нет: ни то, ни другое. Он меня звал, и звал по имени. Что? Да какое еще имя?!
Слишком много нестыковок. Возможно, от болевого шока у меня возникли галлюцинации (а ведь именно так и сказал мне Саня, на причале)… что – какой еще причал? Всё, с меня хватит! Хотя, если подумать хорошенько – всё может быть совсем по-другому: в жизни происходит много необъяснимого. Возможно, боль заставила меня испытать что-то сверхъестественное, но тогда…. Нет, я увидел сундук до того, как получил доской по спине, значит… твою мать, почему они не видели денег и золота?»
Сон одолел курсанта Ковалева через пять минут – редкий случай, обычно хватало нескольких секунд. Но ведь и повод был значительный: Вадим вспоминал подробности своей встречи с кем-то или чем-то, несуществующим в общепринятом смысле. А такое, действительно, случается редко.
VI
Увольнение в город разрешено для курсантов только после принятия присяги. К лету девяносто второго Украина уже вышла из состава СССР, но в украинских частях продолжали служить: и русские, и белорусы, и казахи и все, как говорится,