да? И ведь концы в воду, понимашь: его родня, Ирочка, допустим, любимая дочь, является в крупный (любой) западный банк и – вот они, «зеленые», целых сто тысяч!
За что платили, а? За особые отношения с Южной Кореей, обмен дипломатами… за что? Или – за Сахалинский шельф? За нефть и газ?..
Так дешево? Так мало?
Ельцин не мог разрушить Советский Союз, не мог. В Свердловске он приезжал в обком к восьми утра, в Москве было шесть, на два часа меньше: рабочий день Ельцина состоял из бесконечных звонков по ВЧ, совещаний и просто разговоров, за которыми он, первый секретарь обкома, постоянно чувствовал эту колоссальную силу – СССР. Брежнев звонил редко, с утра, говорил, как правило, одну и ту же фразу: «Знаешь, хочу с тобой посоветоваться…» Первые секретари не сомневались, это такой прием, Брежнев хотел, добивался, чтобы его любили, он умел заводить новых друзей, что, разумеется, не мешало ему (когда нужно) запросто выкидывать своих друзей, и новых, и старых, из их кабинетов. А все же приятно: тебе, на Урал, из Москвы звонит Генеральный секретарь, советуется…
Ельцин был больше хитер, чем умен, он привык рубить сплеча, сразу, его ум работал как наковальня: р-раз – баста! сказано – сделано.
Брежнев подарил Ельцину свои золотые часы. Через год, на митинге, Ельцин торжественно, под телекамеры, снимет их с руки и вручит молодому строителю Эдуарду Росселю, потому что Эдуард Россель пустит металлургический комбинат точь-в-точь как велел Ельцин: 19 декабря, в день рождения Леонида Ильича.
У Ельцина была своя система ценностей: из всех театров он предпочитал оперетту режиссера Курочкина, из книг он целый год читал только одну – Юрия Бондарева.
Ельцин не мог отказаться от своего прошлого, хотя российские демократы, особенно Галина Старовойтова (дама с чудовищным даром самовыдвижения), твердили: Ельцин эволюционирует так, что заставляет вспомнить Сахарова.
Что ж, он отлично сыграл свой выход из КПСС и без труда убедил всех, что он ляжет на рельсы, если в магазинах поднимутся цены. Народ ему поверил – на слово. В то время народ на слово верил всем. И было, было у Ельцина еще одно качество, совсем странное, почти невероятное для первого секретаря обкома – совестливость.
Он легко, в одну ночь погубил в Свердловске Ипатьевский дом, а утром, спозаранок, уже бродил по свежему пустырю, как по кладбищу. Приказ Андропова есть приказ, но Ельцин хорошо, очень хорошо знал уральцев: его земляки гордились, именно гордились тем, что у них в городе грохнули царя. Если бы Ельцин все сделал бы так, как полагалось сделать, собрал бы бюро обкома и доложил коллегам о решении Политбюро, весть о кончине «Ипатия» тут же облетела бы город. Ельцин знал: утром бульдозеры уперлись бы в живое кольцо людей. Куда, куда он спешил?.. – Нет, он все сделал тихо, ночью, как вор!
Переживая, Ельцин медленно погружался в самого себя и становился тяжел. В такие минуты появлялась водка. Потребность в водке передалась Ельцину по наследству, вместе с кровью.
В роду Ельциных пили всегда. От водки погибли его прадед и дед.