любовником. Почтительность не в моде.
И вот у неё теперь любовник! Извольте получить. Елена Николаевна рассмеялась, мысленно применив этот термин к Неволину. Буквально несколько дней назад, прощаясь вечером, он наконец-то поцеловал её! Сколько раз прежде, уезжая домой, он шутил:
– Свет мой, спасаюсь бегством, чтобы твой факел не разжёг во мне пламя стихийного бедствия!
Глаша спросила, ободрённая улыбкой хозяйки:
– Отчего это Алексей Платонович всегда называет Вас только «свет» и «светик»? Скажем, есть «любезная», «дражайшая»…
– Ну, наверное, оттого, Глаша, что любезным я его зову. А потом имя моё по-гречески значит «свет», «светильник», «факел».
– Вон оно как! Учёный человек. И хороший. Жалко, что…
– Что жалко, Глаша?
– Да полно, барыня, много и так я Вам глупостей-то насказала! А на счёт того, что говорят, Вы не думайте. Я-то ведь лучше всех знаю, сама, небось, Вас каждый день спать-то укладываю.
Елена Николаевна улыбнулась:
– Что правда, то правда. Спасибо, Глаша. Пойди, я немного почитаю.
– Слава Богу, барыня, что Вы уж больше не плачете.
Глаша затворила за собой дверь. Елена Николаевна, пробовав читать, чтобы отвлечь мысли, проворочавшись полночи и толком так и не заснув, встала, как только начало светать. Мысли её до сих пор крутились, как сложная спираль, всё вокруг одного и того же, как музыка в её шкатулке. Она даже завела её, пытаясь этим созвучием настроить свой внутренний лад. Но ей стало как-то не по себе, и она выключила музыку. Чтобы настроиться на дела, она подошла к окну, отодвинула штору и стала следить, как её люди начинают хлопотный день свой. Между ними она заметила няню Раису, которая передавала у ворот какую-то бумагу незнакомому человеку. «Наверное, пишет своим родственникам. Она ведь, кажется, не москвичка».
Елена Николаевна проследила, чтобы завтрак прошёл как полагается, и чтобы дети были готовы ехать на любимую прогулку. Ждали дядю Алекса. Ожидание давалось детям с трудом, и мать начала читать им из новой книжки. Но ушки их были настроены в сторону звонка у входа в дом. Когда назначенное время давно прошло, Митя прильнул к окну и, не отрываясь, смотрел во двор.
– Дети, дядя Алекс, верно, заболел или у него срочная встреча с учёными. Едемте гулять. Он наверняка приедет обедать.
Но ни к обеду, ни к ужину, ни в следующие два дня Неволин не появился. Глаша по молчаливой договоренности с хозяйкой ходила потихоньку навести справки, и вернулась задумчивая и мрачная.
Елена Николаевна, пронервничав три дня, напустилась на неё, как в безумии:
– Глаша, ну что ты молчишь, как пришибленная?! Говори, что ты узнала!
– Тише, барыня, матушка, тише! А то ещё эти услышат, – она кивнула в сторону комнат няни и служанок.
Елена Николаевна потащила Глашу к себе в комнату, где услышала следующее:
– Я, ведь, барыня, знакома немного с их поварихой. Вот