к ней и, поклонившись, надломили хлеб. Знакомый неприятный запах повеял на них, и лицо старухи как будто также что-то напомнило Елене Николаевне. Она вспомнила: эту даму она встретила тогда у графа С. на первом приёме, когда услышала разговор мужчин под окном.
В небольшой зале был накрыт стол на пять персон, за которым уже сидел развязного вида мужчина лет сорока, и ещё одна старуха.
– Моя матушка Агриппина Яковлевна, моя тётушка Федосья Яковлевна, мой брат Яков Иванович, – представил Жорж. Елена Николаевна поклонилась второй старухе, а братец поцеловал невестке руку. Все уселись за стол.
Елене Николаевне пришла смешная мысль, что она будет окружена стадом «яков». Чтобы скрыть усмешку, она повернулась к мужу, как бы адресуя улыбку ему, и принялась потихоньку рассматривать залу. Дешёвая, но освежённая обстановка – обои, шторы, пара кресел, в углу две огромные иконы с мерцающей перед ними лампадой.
Когда вялотекущий обед подошёл к концу, старухи спустились в первый этаж, а Яков Иванович нырнул в какой-то кабинетик. Супруг схватил свою голубку за руку и куда-то потащил. Всё время обеда он почти не глядел на неё, что она приписала скромности перед родственниками. Теперешний нетерпеливый жест, конечно же, родился от обуревавшей его страсти, несмотря на очевидную грубость. Женщина даже пролепетала что-то кокетливое в ответ.
Лихой привёл её в комнату, свежевыбеленную известью с розовым колером. Всё убранство её составляли широкая кровать из тёмно-коричневого дерева, старый комод и пара стульев. Елена Николаевна обернулась к мужу, и выражение его лица изумило её. Он насильно усадил её на стул и холодно и жёстко произнёс:
– Я завтра же отправлю Вас в Москву! Ваши вещи сейчас привезут от графа.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Непонимание, крайнее удивление и ужас были на её лице. Первая осознанная мысль, которая пришла ей в голову, была о том, что её муж сумасшедший. Это какая-то организация сумасшедших, и они зачем-то преследуют её. Она взглянула на комод: там, должно быть, лежит накидка с капюшоном. Они заманили её сюда, чтобы убить!
Но ведь его все знают, и ему доверяют. Дрожащими губами она пыталась что-то сказать и, наконец, сдавленно спросила:
– Что Вы сказали?
– Поедете в Москву, сударыня! Вы не упали в ноги моей матери, не просили у неё благословения и не целовали ей руку.
Глаза Лихого потемнели, выражение их было страшно. Всё же, немного собравшись с силами, женщина произнесла:
– Когда я впервые выходила замуж, ничего подобного мне не приходилось делать, и никогда прежде я об этом не слышала. Родные нас благословили на помолвке.
– Значит, Ваш муж был негодным человеком!
– Это неправда! Вы не знаете…
– Я ничего не хочу знать о Вашем распутстве!
«Боже мой, о каком распутстве? Что происходит? Что с мужем? За кого и зачем я вышла замуж?!» Невыносимая боль, усиленная стыдом,