очень ему хотелось иметь наследника, именно ему передать свое полезное ремесло. В сорок лет он женился вторично: жену выбрал намного моложе себя.
Предки лекаря Откельды и охотника Мусы попали в эти края в давние времена из Сары-Арки. После великого джута в срединных землях степи, казахи подались к морю. Не всех, однако, казахов устраивала рыбная пища после мяса, хотя рыба была в те годы крупная, жирная. Да и к песку было трудно привыкнуть. Многие двигались дальше и гибли в песках от голода, от жажды. Поморы уговаривали их остаться, объясняли, сколь коварны, жестоки могут быть пески – особенно к неумелым людям, – но переселенцы отмахивались от советов, они жили мечтой о просторных пастбищах и лугах.
Отец Откельды был человеком рассудительным, слыл провидцем. В тот день, когда переселенцы достигли берегов моря, скончался дед мальчика – уважаемый людьми лекарь Кабыш. Со всеми подобающими почестями похоронили старика переселенцы на песчаном холме. Однако же и удивились странностям поморов: «Почему же у них нет кладбища?» На что старик из Караоя, будто задетый за живое, не без высокомерия ответил: «Мы, поморы, почти никогда не хороним на суше: море – оно и кладбище наше, и начало жизни нашей».
«Прости, аксакал, если сказал что-то не так», – покраснел казах из Арки. Отец Откельды был задет за живое высокомерием помора и ответил так: «Не презирай наш обычай, аксакал. Нет разницы, где схоронить достойного человека. Если б дала судьба моему отцу умереть на родине – люди не забыли бы его могилу, поверь: он достоин того». Отец Откельды сказал это решительно: для себя он уже понял – останется здесь.
Неудачной оказалась вторая женитьба Откельды, не обернулась она рождением мальчика. Еще двух молодых жен взял он себе: одну за другой. И хоть трудно было кормить многочисленное семейство, Откельды не унывал, все трудности должны были окупиться. Само время торопило его: с его смертью род его закончится, дело его умрет, если не будет у него сына, если не встретит он женщину, способную родить ему наследника.
Но и эти две молодые жены не оправдали его надежд.
Отчаявшись, он отстранился от всех домашних дел, передал дом в руки старшей жены, а сам стал проводить дни лежа в юрте, устремив горестный взор в неведомое. Да, жестоко посмеялась над ним судьба, жестоко…
Между тем жизнь вокруг не затихала. Из аулов присылали за ним гонцов, он молча седлал лошадь и отправлялся к пострадавшим. Он не спешил домой, лечил людей, заодно и жил у них: благо, пострадавшие всегда были рады этому. Не ждали его дома, не влекли молодые жены, как прежде, – надежда умерла, и он постепенно отстранился от них. К этому времени Откельды шел уже шестой десяток: был он поджарый, глядел на мир суровым смелым ястребом – на это сравнение отчасти наталкивало его узкое лицо с горбатым носом.
Больная нога Насыра когда-то побывала в мягких, заботливых руках Откельды. Тогдашнюю трещину в щиколотке, а была она повыше новой – Откельды залечил надежно. Насыр усмехнулся: где угодно треснет, но только не в этом месте, которое выхожено Откельды.
Что