партию «разведданных» поручик Лягайло и его хозяева «съели за милую душу».
«Хоть день – да мой!»
Анализируя сегодняшнее положение и туманные перспективы на будущее, Семён Васильич теперь уже не забывал эти слова Емельяна Пугачева.
«Главное – не зарываться и не увлекаться! А если и выйдет накладка – объяснить так: дескать, пока информация прошла по всем каналам, „красные“ успели передислоцироваться – или ещё что-нибудь в этом роде! Конечно, не мешало бы обзавестись источником посолиднее обывателя – да где его возьмёшь? Такой товар на дороге не валяется…»
Конечно же, никакой идеологией деятельность Семён Васильича уже и не попахивала. И даже когда полковник Свинцицкий – разумеется, через этого мальчишку Лягайло! – передал ему предложение возглавить объединённые – из разношёрстных остатков битых войск – вооружённые силы, пан Директор тактично уклонился: «недостоин». Ибо единственной целью сбора денег он видел накопление их в размере, достаточном для бегства за кордон. Он все ещё не терял надежды отыскать «изменщицу» Ксеню, и потребовать свою «законную» долю.
А пока ему приходилось «сочинять правду», изворачиваться и преданно заглядывать в наглые глаза «сопляка» Лягайло…
Глава шестая
– Михаил Николаевич, голубчик, не сочтите за труд зайти ко мне!
Командующий армией был сама любезность. Штабс-капитан с достоинством вышел из-за стола, и направился в кабинет Его превосходительства. Вадим Зиновьич был на удивление трезв, доказательством чему служила пустая бутылка из-под водки, сиротливо притулившаяся у ножки генеральского стола.
– Слушаю Вас, Ваше превосходительство!
Кобылевский неожиданно замялся. Нетрудно было сделать вывод, что разговор предстоит деликатный.
– Видите ли, голубчик, какое дело… Меня тут попросили… спросить… узнать… в общем, выяснить, где можно выгодно и быстро реализовать кое-какой товар… С тем, разумеется, чтобы вырученные деньги направить на борьбу с большевиками…
Намучившись с формулировками, Кобылевский перевёл дух и вытер пот со лба. Штабс-капитан незаметно, одними глазами, усмехнулся. Занятый работой с лицом, командующий не мог этого заметить. Да и замечать он привык больше мимику – и, чем выразительней, тем лучше.
– Ты сейчас, наверно, думаешь, с чего это я обратился именно к тебе?
Кобылевский, наконец, утёрся и отфыркался. Скомканное полотенце отправилось на подоконник.
– Тут нет никакого секрета: ты ведь дружишь с Платон Иванычем Старским, и даже имеешь с ним какие-то дела. А коммерческий авторитет этого человека в нашем городе – на такой высоте, что…
Вадим Зиновьич мечтательно закатил глаза к потолку.
– Вот я решил: спрошу-ка у Мишеля – а он, если сам не знает, спросит у своего компаньона… Вы ведь компаньоны – надеюсь, ты не станешь этого