случае, предлагаю тотчас же доложить об этом Главнокомандующему.
Не дожидаясь ответа, Барон развернулся и перпендикуляром вышел из кабинета. Равнодушно пожав плечами, Кобылевский молча последовал за ним. У автомобиля Главкома состоялся заключительный акт представления на тему «сдал-принял».
– Ваше высокопревосходительство, – не особенно напрягся Вадим Зиновьич, – дела и армию сдал. Генерал-лейтенант Кобылевский.
– Дела принял, – лаконично, обойдясь без «высокопревосходительства», доложил Барон, не скрывая неприязни к обоим «соратникам».
Иван Антоныч облегчённо выдохнул.
– Ну, слава Богу!
Больше всего его устроило то, что неизбежное в таких случаях выяснение отношений между сдающей и принимающей сторонами произошло в его отсутствие. Его Высокопревосходительство был очень впечатлительным и даже ранимым человеком. Опасаясь, как бы ему «на дорожку» не сказали что-нибудь такое, что могло ещё больше омрачить и без того не радужное настроение, Иван Антоныч поспешно тронул стеком плечо водителя.
– Трогай, голубчик!
И уже под рёв двигателя он с явным облегчением козырнул из окна.
– Желаю здравствовать!
Когда автомобиль с Главкомом скрылся из виду, Барон повернулся к Кобылевскому.
– Я желал бы знать, когда я могу занять свой кабинет?
– Кабинет – Ваш, – удивлённо пожал плечами Вадим Зиновьич. – Меня там ничего не держит: всё моё уже отправлено багажом по месту назначения. Разве что зайду попрощаться с бывшими сослуживцами… Так что…
Кобылевский доработал текст бровями. Неожиданно Барон замялся, что было не свойственно этому решительному и не сентиментальному человеку.
– Прошу понять меня правильно, генерал… Но я не хотел бы обнаружить у себя в сейфе… или под столом… или ещё где-нибудь… хм… пустые водочные бутылки и захватанные стаканы…
– Нет, генерал: такого удовольствия я Вам не доставлю! – хмыкнул Кобылевский.
– ???
– Я не настолько богат, чтобы заниматься благотворительностью! Деньги мне и самому нужны!
Улыбка медленно сползла с лица Барона: и в этот раз ему не удалось «достать» Ковалевского.
– В таком случае, не смею Вас более задерживать!
К руке, молниеносно вскинутой к мохнатой папахе, Барон добавил желчи и яда «по вкусу».
Кобылевский повернулся к Барону спиной, словно по забывчивости не козырнув новому командующему. Судя по кирпичному оттенку лица Барона, это пренебрежение уставом не прошло для него бесследно. Наверняка, остаток желчи обслужил внутренние органы и кожные покровы самого хозяина.
Направляясь в приёмную, этого Кобылевский уже не видел.
– Михаил Николаевич: два слова! – обратился он к штабс-капитану, складывающему какие-то бумаги в роскошный портфель крокодиловой кожи: подарок «Нумизмата». Штабс-капитан и не удивился тому, что Кобылевский зовёт его для беседы