то себе!
– А…
Попытка впадающего в прострацию Хаима «уточнить детали» была пресечена наставленным на него дулом револьвера.
– Копай!
…Когда голова Канцельсона скрылась из поля зрения сидящего в траве ювелира, Лесь Богданыч поднялся и подошёл к краю ямы.
– Ну, вот это – другое дело! – одобрил он результат «самопогребения» Канцельсона. – Можем ведь, если захотим! В смысле, если хорошо попросить. Давай-ка сюда лопату!
Непривычный, как и большинство его соплеменников, к физическому труду, Кацнельсон измученным голосом отозвался из ямы:
– Зачем?
– То есть, «как зачем»?! Ты поработал – теперь я поработаю!
Первый же комок земли, шлёпнувшийся на голову Кацнельсона, исторг из души того истерический вопль:
– Что Вы делаете?
– Как что? Похороняю тебя!
Сгружая на мечущегося в яме Кацнельсона очередную порцию грунта, Лесь Богданыч был само добродушие.
– Но теперь уже, в отличие от той мульки, что ты пытался скормить мне – по-настоящему. А за реквизиты на фанерке можешь не беспокоиться – всё исполню надлежащим образом!
– Не надо! – возопил погребаемый. – Я всё скажу!
Лесь Богданыч невозмутимо продолжил работу, и приостановил её лишь тогда, когда убедился в том, что Кацнельсон ниже пояса уже не виден.
– Слушаю тебя, Хаим, «почти не замечаем»!
Федулов хохотнул неожиданно выскочившей рифме – примитивной, но оказавшейся к месту. Обливающийся потом и слезами обманщик не заставил себя уговаривать.
– В августе девятнадцатого – не помню, какого числа, помню только, что дело было рано утром – ко мне в дверь неожиданно постучали. Я сперва подумал, что Чека, и сильно испугался. Но потом, вспомнив, что в свой девятый – нет, десятый! – визит ко мне разжиться им удастся разве что старым ковриком у двери, успокоился, и пошёл открывать. Каково же было моё удивление, когда я увидел перед собой Изю Биберзона. И, главное – в каком виде! Глаза у него были – примерно, ну… как…
– Примерно, как у тебя сейчас, – вежливо подсказал ювелир.
– Да… Я спросил у него, что случилось. И он мне честно, как один еврей – другому, рассказал всё, как было.
– Ну, и как же «всё было»?
Лесь Бонданыч явно заинтересовался версией Изи Биберзона в переложении Хаима Кацнельсона. Словно удручённый горькой необходимостью говорить не менее горькую правду, Хаим Соломоныч развёл руками.
– Он рассказал мне, как из одного человеколюбия и желанию помочь ближнему принял от Вас на хранение некоторые Ваши… э…э…э… вещи…
– В двух больших кожаных чемоданах? – уточнил Федулов.
Канцельсон кивнул головой.
– Вот… А потом он узнал, что, несмотря на все его старания сбить чекистов с Вашего следа, они всё-таки нагрянули к Вам с обыском и свезли в большой дом на площади Богдана Хмельницкого. Как он узнал об этом, я выяснять не стал. Я спросил только, что он теперь собирается делать. И Изя мне ответил, что боится,