потянулся и пружинисто зашагал обратно к каравану, сунув руки в карманы. Кромм привалился спиной к стене, прикидывая варианты. Итак, Сас получил сообщение. Догнать бегуна с его скоростью можно только на аэрокабе или виу-воу, но это бессмысленная затея. Обеты его народа не дадут ему сказать ни единого слова о содержании сообщения. Он лучше умрёт, но не выдаст чужой тайны даже верховному кату. Спрашивать Саса означает спугнуть его. Остаётся по-прежнему выжидать подвоха.
Сбоку раздался шорох и румяная женщина в кружевном фартуке поверх полосатого платья недовольно спросила: что вы забыли на нашем скотном дворе, патрон? Кромм не успел придумать ничего правдоподобного, поэтому ответил вопросом на вопрос: а когда будет большая стоянка? Мне бы как следует выпить, да и поспать на нормальной кровати хочется.
Женщина смягчилась: через одну станцию будет огромный постоялый двор, называется Каменная Жаба, вы наверняка задержитесь там на ночь, потому что впереди длинный перегон, миль семьдесят, животным надо будет отдохнуть.
Кромм вежливо улыбнулся и побежал к каравану, уже начинающему медленно двигаться вперёд. Он вспрыгнул на своё место, угнездился, свесив ноги и с сожалением посмотрел на бидон с сидром, покачивающийся рядом. Надо оставаться трезвым, а жаль. Зато всё складывается: скорее всего, на постоялом дворе Сас и попытается провернуть свою авантюру. Вот только бы он с собой целую армию не привёл, чтобы сладить с охраной. Кромм рефлекторно погладил рукоять полихитинового ножа, спрятанного за обшлагом. Понятия не имею, как это будет, с досадой подумал он.
Лицо мальчика вновь показалось перед ним в просвете между брезентовыми занавесями. Он с любопытством посмотрел на Кромма и громко сказал: у вас лицо, как будто вы испугались чего-то, патрон. В ту же секунду из тени прозвучал звонкий девичий голос: Люка, ты обещал не докучать незнакомым. Лицо мальчика сменилось угрюмой рожей охранника, который яростно дёрнул брезент, запахивая просвет, и красноречиво нахмурился в адрес Кромма, который собрался протянуть мальцу несколько сладких орехов.
Время снова потянулось еле-еле. Кромм успел задремать, проснуться и проголодаться. Он пошарил в котомке, нашёл сносный кусок высохшего сыра, и почти окаменевшую лепёшку. Она оказалась такой твёрдой, что ему всё-таки пришлось отвернуть с бидона толстую кожаную крышку и наплескать в дорожную чашку немного сидра, матерясь от того, что повозку качает на ходу. Кромм с некоторым сожалением потянул в себя терпкий запах и сказал: рановато я с тобой начинаю, прекрасный сидр, дар этой щедрой земли. Как бы ты меня не расквасил совсем. Повозку вновь качнуло и сидр игриво булькнул в чашке. Ну, ладно, покладисто сказал Кромм и погрузил край лепёшки в янтарный напиток, окрасивший чёрствый хлеб тёмным.
Он открыл глаза от того, что караван прекратил двигаться. На бесконечные яблоневые леса уже понемногу начали опускаться