человек ученый, и не по книгам Рогнеды, а ученый я таким учением и такими учеными, что тебе, родной, и не снилось вовсе. Я книжник.
– Ох ты батюшки, Вениамин. Читать умеешь, стало быть? И подпись свою сам поставить можешь, кроме крестика еще пару закорючек нарисовать?
– Борис! – не выдержал Богдан. – Ты же знаешь, что книжник – это не умение читать.
– Я-то знаю! Я знаю! Я всё про вас про всех знаю! – краснел и задыхался от ярости Борис. – Я знаю вас всех, знаю, что с вами будет!
Борис тряс в воздухе кулаками. Наконец обессиленный, он упал на свое кресло. Тогда Вениамин продолжил:
– Я книжник, и это известно всем. Мое искусство не опишешь полуночным разговором, рассказывать о нем нужно несколько дней без перерыва на сон, и то будет далеко не все. Я отличаюсь от всех вас. Ваше искусство не зависит ни от чего, кроме вашего желания. Мое искусство другого рода. Мое искусство – искусство ученого человека, мое искусство – это лаборатория чуда, мое искусство – это труд, основанный на знаниях, умениях и сочетании предметов в точных пропорциях с точными заклинаниями. В моей памяти сотни могущественных языков и наречий, миллиарды рецептов. Да, я не могу сам по себе что-либо сотворить. Для творения мне необходимы ингредиенты. Однако и результат моего искусства зависит только от точного расчета. Для вашего искусства не нужно ничего, кроме вашего желания. Однако, результат зависит не только от вашего желания, а и от вашего умения конкретизировать ваше желание. Сейчас вы знаете меня как искусного лекаря, не так ли? – продолжал Вениамин.
По обществу пробежал смешок, все согласно закивали.
– Стоит ли вам напоминать, почему?
Собравшиеся за столом уже хохотали вовсю, напряжение от ссоры двух товарищей сменило удовольствие от недавно проскочившей шутки.
Совершенно недавно, Богдан, славившийся своим умением материализовывать желаемое, соорудил товарищам праздничный обед.
Чего тут только не было: и румяные куриные ножки, и пучеглазая ароматная рыба, и переливающаяся перламутром икра, и дымящиеся картофелины, и любимый всеми манный мусс на ягодах земляники, и перепрелая капуста в солевой подливе. Запахи и ароматы витали с утра в общей зале, подогревая аппетит ожидавших в соседней комнате.
Все это звало и томило. Об одном только не сказал Богдан. Ему хотелось удивить приятелей разнообразием вкусов, которые, как он знал от Вениамина, зависят от разных приправ, травочек и порошочков. Когда Вениамин рассказывал о яствах, он обязательно упоминал названия этих волшебных добавок: тмин, мускатный орех, хмели-сунели, карри, чабрец Придумать свои травы.
Богдан с легкостью мог материализовать все, что мог хорошо представить в воображении. Этим он и воспользовался, представив каждое название в виде того, с чем оно легко ассоциировалось.
Обед был подан, и все расселись по своим местам. Все было изумительно вкусно, не было никого, кто бы не похвалил повара. Однако, Вениамин остановил общий гул голосов, встав из-за стола. Лицо его было