вроде бы как не мужик, а в бабу наряжаться ещё совестно, иди народу проповедовать истины. Там как раз все собрались не от этого мира.
К полудню со стороны змеиного источника, пробираясь сквозь снежные заносы пожаловал родной брат Данухи Данава – Нахушинский родовой колдун. По летам он был уж не молод, чуть по моложе сестры, но лицом казался древнее древнего, а кто лично не водил с ним близкого знакомства, для тех к тому же ещё и страшен из-за своих колдовских росписей, украшающих его лик.
Хоть и шёл он не издалека по местным речным меркам, всего лишь из соседнего леса, но такая дорога далась ему очень тяжело. По крайней мере, выглядел он уставшим и изрядно измотанным. На нём бурая шкура бера мехом внутрь. Волчья шапка с волчьей же башкой поверх нахлобученной шапки, от чего издали народу мерещилось будто у Данавы две головы, посаженая одна на другую. Ноги укутаны в бобровый мех по самые «эти самые». На ступнях решётка вязаная из прутьев, эдакие укороченные говноступы. Руки в варежках-мешках с когтями неведанной зверюги.
Во всём своём бутафорском одеянии колдун казался большим и грозным, хотя без одежды был худосочен словно заморенный голодом дрищ, за что Дануха над братцем вечно потешалась и никогда ни упускала момент постебаться над немощным, но лишь один на один без свидетелей. Тот на неё, как водится, по мягкости своего характера обиды не держал, всякий раз всем видом показывая, что вовсе не обращает внимания на языкастую. Привык к её колкостям с малолетства. Хотя, когда бывал весел, что иногда случалось, нет-нет да огрызался, пройдясь острым словом по её перекормленным телесам, пышущим жиром во всех местах, предлагая сестре завидовать его стройности молча.
Колдун ко всему прочему тащил за спиной большой самотканый мешок вязаный из травяной суровой нити, обычно используемый рыбаками под улов, а в руках держал увесистый посох с белым словно снег черепом какого-то странного зверя в качестве набалдашника.
Весь род вывалил встречать разодетого Данаву, даже атаман Нахуша – глава рода с мужиками пожаловал. Пацаны помогли колдуну вскарабкаться на бугор, протаптывая перед ним тропку и освобождая гостя от отяжеляющей ноши.
Тот устало взобрался, смачно трижды плюнул на левое плечо и опершись на посох согнулся от усталости в три погибели, оглядывая народное собрание. Затем обнял подошедшую сестру, с атаманом здоровался персонально, а со всеми присутствующими лишь мотнув им обеими волчьими головами. Не спрашивая никого, и ни с кем не разговаривая, не снимая с ног вязанок прямиком прошлёпал в кут большухи, что в аккурат пристроен был крайним.
Там, не расшаркиваясь в особых церемониях, скинул с себя шкуры прямо на пол и прошмыгнул в натопленную баню, проблеяв на ходу своим вибрирующим тонким голоском даже не оборачиваясь:
– Данух, дай чё горячего внутри погреть.
Большуха зачерпнув в ковш парящего варева, стоящего в глиняной миске у пылающего очага, подала бабам знак, заполнявшим вслед за ней просторное жилище, мол готовьтесь без меня, сами знаете,