дту статус свободного города. По договоренности с Рудольфом Первым, королём Германии, вокруг города построили стену. Кому и зачем нападать на городок, никто не знал, но если построить стену, проходящее рядом войско обязательно обратит на неё внимание. Ведь, если есть стена, значит, есть что за ней прятать и есть для чего применить осадные орудия. Тогда город точно попадет в историю. Поэтому решили строить. Тем более, что деньги уже были выделены и частично разворованы. То ли вследствие этого самого воровства, то ли потому что король Рудольф в последний момент пожалел отдаваемых земель и слишком скупо очертил границу запертой за стеной свободы, но охватить такую большую территорию, какую в свое время забрала за свои стены Флоренция, вольному городу не удалось. Не было здесь ни просторных садов и парков, ни обширных площадей, дома теснились один к другому, вырастая в вышину и почти уже соперничая по высоте с куполом Церкви святого Георга, в которой всю ночь шла праздничная служба. А на утро наступил главный день года – Рождество Христово.
Рождественская погода в Шлеттштадте и окрестностях стояла тихая, безветренная. Падал редкий снег. Вообще в этом году зима особо снегом не баловала, лишая ребятишек всех сословий бесплатных забав катания с горки, лепки из снега всяческих фигур и битвы в снежки. У крестьян, без снежного покрова на полях, могли померзнуть посадки. Хотя и мороза особого еще не было.
Генрих Крамер, паренёк, ещё не доросший до звания «молодой человек», сын местного менялы Отто Крамера, потомственного, что было понятно из происхождения фамилии, кутаясь в короткий овчинный кожушок, шёл по узкой улице в сторону площади перед ратушей. Улица была настолько узкой, что на ней с трудом разминулось бы три человека. Был праздничный день, и народу на улицу вышло много, но скорости продвижения это никак не мешало. Во-первых, Генрих был весьма тщедушен и ростом не очень высок, а во-вторых, все двигались в том же направлении, стремясь поглазеть на разыгрываемые праздничные представления.
На площади было людно. Приезжие актеры ставили ширму для кукольного театра. Местные мастеровые, заручившись одобрением городского совета, соорудили по периметру палатки наскоро сколоченные из неструганных досок прилавки, покрытые полотном и украшенные цветными лентами. Продавались игрушки. Были даже такие, которые управлялись деревянными рычажками и верёвочками. Они двигались как живые и вызывали восторг у детворы и взрослых. После говений рождественского поста горожанам предлагались разнообразные угощения. Здесь были булочки, пирожки, вафли, политые мёдом и сиропом, печеные в меду фрукты. Была одна палатка из дорогой крашеной ткани, где для особо состоятельных горожан продавали сладости, привезенные с востока: цукаты, лукум, пахлаву, халву и много того мысль о котором непроизвольно вызывает слюноотделение у любого европейского ребенка.
Отец друга Генриха, Жака, пекарь Жан Пьер Бодуан, державший лавку не где-нибудь, а на улице святой Варвары Илипольской, в самом центре города, специально к Рождеству придумал новый десерт. Он делал из теста трубочки, набивал их творогом, смешанным с фруктовым сиропом и клал на лед из погреба. Несмотря на зиму, холодный десерт очень понравился горожанам. Трубочки так задорно хрустели на зубах, а сочетание холода и сладости вполне соответствовало духу Рождества.
Сын изобретателя, Жак, тоже не был в тени невнимания. Сегодня блистала вся мужская часть семьи. Жака народным голосованием выбрали Рождественским епископом. На его крупное, вскормленное выпечкой тело, поверх кожаной курточки, надели самодельную далматику1 из крашеной ткани, тиару2 из того же материала и выпустили на подмостки, специально сооружённые для праздничных выступлений циркачей и комедиантов.
Настоящая Рождественская месса состоит из двух частей. Первая из них – Месса оглашенных читается для всех пришедших на мессу. Потом остаются люди крещённые, и начинается Месса верных. Это было заведено со времен зарождения христианства, когда в церковь мог прийти каждый. В просвещённом пятнадцатом веке в Священной Римской империи в церковь ходили люди только крещёные, но названия месс такими и остались.
Жак с очень важным видом начал Мессу оглашённых. За его спиной стояли еще несколько мальчиков, помладше. Они вместе нестройным хором спели сначала «Kyrie eleison»3, затем «Gloria in excelsis Deo…»4.
Когда Рождественский епископ начал читать проповедь, Генриха кто-то сильно толкнул в спину он повернулся, готовясь обругать обидчика. За спиной стоял и улыбался во весь рот, полный на зависть ровных зубов, еще один друг Генриха, сын скобяных дел мастера Доминика Бёлера, Маркус.
Они были одногодки, но различались и ростом и статью. Маркус, с детства помогавший отцу в кузне и в лавке, был высоким, широкоплечим. Одевался он всегда модно и нравился девушкам. Вот и сейчас он был в пурпурном вамсе5, на голове – зеленый шаперон6, на ногах – башмаки с модными длинными носками. Парень был добр, но любил подшучивать над окружающими. Этим самым окружающим шутки казались грубыми, но учитывая силу Маркуса, это были их проблемы.
Мальчишки