отраву, которая делала слабовольных приматов более смиренными и податливыми для совершения подлостей над природой. Огнем горели в его фантазии полиграфические заводы, на которых гигантские машины, потребляя безумное количество электроэнергии, без устали, днем и ночью, печатали тонны этикеток для продуктов, обреченных оказаться под ногами зевак, не помышляющих о том, что безобидные на первый взгляд фантики, раскрашенные пестрыми рисунками, не способны стать частью жизненного цикла. Александр срывал этикетку с бутылки и тыкал в лицо Георгия.
– Ты что не понимаешь?! Глупцы приходят в магазины и кидаются на блестящее словно сороки, а затем бросают все себе под ноги. Словно раковые клетки, землю покрывают несъедобные для червей полимеры и тонны отработанных жидкостей, подло вылитых на провинциальных свалках, спущенных в болота и реки! Ты пьешь эту воду, ты дышишь этим воздухом! Мы живем так, словно после нас больше ничего не будет! – кричал он.
– Ты, Саша не любишь никого. А самое главное не любишь Родину, хотя всем ей обязан. – обиженно отвечал Георгий Гаврилович.
– Я обязан? Да что я должен этой стране, этой утопии перед которой ты падаешь на колени? Или этим двуногим существам, пожирающим других существ своими челюстями травоядных? Будь природа еще менее благосклонна к устройству жевательного аппарата этих поганцев, они бы делали из животных смузи и выпивали бы этот мир через трубочку на зло всему.
У Александра шла кругом голова от масштабов безумия, с которым человек проходит свою историю, от бесшабашности в отношении к окружающему миру. Он хотел бы дать плетей каждому, кто этому потакает, каждому кто участвует в спиливании веток, на которых гнездятся человеческие твари, каждому кто разбрасывается камнями в стеклянном доме природы. Но он чувствовал, что был бессилен. Все его старания были напрасны, а слова растворялись в воздухе. Он лишь мог объявить бойкот человечеству. Ненавидеть его и презирать. В тот момент, когда Георгий Гаврилович, младший брат Александра, один из продолжателей рода Солянка, заявил, что снова устроился на завод, сердце Александра было разбито. Георгий мог бы заниматься с братом одним делом, и разделить с ним вселенскую скорбь по умирающей планете, поруганной и истощенной двуногими тварями, но работал на заводах и был от них в восторге.
Георгий Гаврилович мало радовал старшего брата, и мыслил по его мнению – примитивно и мелко, бесконечно подпрыгивая на зубьях аккуратно уложенных под ногами граблей. Братья Солянка с отверженной одержимостью соперничали в упрямстве, горячо отстаивая право на жизнь для своих идеалов. В каком-то смысле им обоим был присущ губительный идеализм. С молода Георгий был партийным псом, трутнем на службе режима. Его всегда любили фабрикантки, к которым он тайком лазил по ночам в окна общежитий, его всегда хвалило начальство машиностроительного предприятия, за преданность отечеству и самоотверженность к труду. Георгий Гаврилович в свою очередь