фабрикантки, стюардессы, была даже одна шпалоукладчица, но памятуя о ее сексуальных предпочтениях, инженер вздрогнул. Женщина была недюжинной силы, могла свернуть человека в серп, а сама выступить молотом, чтобы придаться этакой само изобретённой Кама сутре, под красным флагом отечества. Георгий Гаврилович на секунду поддался грусти, он подумал, что уже слишком стар для таких фантазий, но решив отбросить все мысли о бренности бытия, пошел дальше. Приложив ключ к двери домофона, он повернулся, чтобы еще раз взглянуть на парня.
«Это ведь тот самый тип, из магазина!» – промелькнуло в голове Георгия Гавриловича.
Парень взглянул ему в лицо и широко улыбнувшись сказал:
– Не уж что вы меня узнали?
– Нет. – холодно ответил Георгий Гаврилович и потянул дверь на себя.
– Ну как же, я же вижу, что узнали меня! Это же я, Николай, сын вашего покойного брата.
– Вы меня с кем-то спутали… – нервно пробурчал Георгий Гаврилович и еще раз попытался дернуть дверь. В этот момент он заметил, что парень плотно прижал ее ногой и всем своим видом показывает, что никакой ошибки быть не может.
– Вы, Георгий Гаврилович Солянка. А я Николай, сын вашего брата.
– У меня нет брата! – холодно ответил Георгий Гаврилович, он с силой дернул дверь, но ничего не вышло.
– Как же нет? Александр Солянка, вспомнили?
– Смутно помню.
– Может пригласите на чай?
Георгий Гаврилович понял, что ему не отвертеться. Он осознавал, о чем может пойти разговор, но пути отступления не придумал.
– Проходите. – прошипел он, после чего глубоко вздохнул, закатив глаза и парень отпустил ногу.
В коммунальной квартире на одной из центральных улиц города, в которой много лет жил Георгий Гаврилович, пахло сыростью, в коридоре было развешено соседское белье, валялись банные принадлежности, в углу пылился старый самогонный аппарат, рыболовные снасти, и прочий хлам, не поместившийся в скромные комнаты жильцов. Среди прочего мусора на полу было много детских игрушек. Николай наступил на одну из них, и та издала свистящий звук, от которого хромающий Георгий Гаврилович подпрыгнул и выругался.
Детей у самого Георгия Гавриловича не было, последняя женщина, которая у него была, с отвращением заметила, что каждый день от него пахнет звериным сексом. Ее нестерпимо тошнило от этого с трудом смывающегося запаха барсучьего семени и в итоге она ушла. Комната Георгия Гавриловича одиноко пустовала без женских рук, не стенах завернулись обои, на которых были видны высохшие следы потопа, устроенного соседом сверху, элементами декора являлись старые советские плакаты, призывающие к труду и оленьи рога, под которыми грозно висело ружье. Войдя в комнату Георгий Гаврилович скинул пиджак и положил пакет на стол.
Беспардонно плюхнувшись в протертое кресло Николай закинул ноги на чайный столик и спросил:
– Стреляет?
– Кто? – переспросил окончательно поникший Георгий Гаврилович.
– Ружо.
– А,