Ина Близнецова

Вид на небо


Скачать книгу

тоже шепнули о славе.

      Уходит посыльный.

      Ей все-таки мягко постлали.

      А эти, от неба,

      заблудшие белые души…

      Все тычутся слепо,

      все плачут и дышат недужно,

      а мне бы нельзя —

      да помню, нет силы молиться —

      пустые глаза,

      удивленные тихие лица.

      По белому свету

      да белыми крыльями прочерк.

      И полно об этом,

      нам ночь пережить, так-то проще.

      Венчанных на царствие,

      нас до сих пор сберегала

      сгоревшая церковь,

      пристанище ветра и галок.

* * *

      Отк. гл. 6,2; 8,2–11; 22,19

      Настоим на водах полынь

      после третьей чаши вина.

      От господских пиров до Господних даров неблизко.

      И взгляд, что бросит луна

      на мозаичные полы,

      ничего не значит, как взгляд обернувшегося василиска.

      Нам равно далеко до сна,

      до дома, до прошлых ночей,

      до обещанной кары с небес – до крови на реках.

      Но кровь – не наша вина,

      и свет с образов – ничей,

      и танцует звезда полынь на опущенных веках.

      И не будет плаща полы,

      ни крупа коня, ни труб,

      реченья над нами не сбудутся, слово не сохранится -

      мы пили полынь.

      Полынь текла с наших губ.

      И за седьмою печатью только пустая страница.

      О себе ли печалиться нам,

      об ангеле третьей трубы,

      о стенах сикстинской капеллы, кладбищенской пыли?

      За горчащей чашей вина

      нам просто забыть.

      Просто и нас забыть – да, пожалуй, уже забыли.

      А мы доверяем свечам

      и умеем молчать о том,

      что песчинки с песочных часов засыпают речные плесы…

      Оборотни по ночам

      бродят из дома в дом,

      собирают по каплям звезду – крадут наши слезы.

      Заклинание мертвых

      Иезекииль, гл. 23

      Поля и пастбища голы,

      земля не дождалась полива.

      как дышишь, по смерти Оголы,

      сестра моя, Оголива?

      О жизни злой и веселой,

      о жизни нашей счастливой

      что помнишь, по смерти Оголы,

      сестра моя, Оголива?

      Подумала бы, что снится

      мне это страшное диво:

      меня называют блудницей,

      сестра моя, Оголива!

      Нет ни дождя, ни мира,

      травы гибнут, оливы.

      Ах, сердце жаждет кумира,

      сестра моя, Оголива!

      Ах, сердце жаждет покоя,

      в час, как заря алеет.

      Моей сотворенный рукою,

      бог, верно, меня пожалеет…

      А Тот, великий и страшный,

      шлет кары, смотрит пытливо.

      Да будет стена и башня

      меж мной и Ним, Оголива!

      Не будь ни врагом, ни другом,

      не шли ни удачу, ни голод —

      уйди, сними свою руку,

      Тебя не знает Огола!

      Оставь нам божков и рощи,

      забудь про хлеба и сливы,

      не может быть просьбы проще,

      и