также имеют прямое отношение к «тете́».
Все попытки Ирины увезти ее с собой несколько дней назад успехом не увенчались. Тимофей так ничего и не смог придумать, а реплики вроде «Надин, мы с вами уезжаем в Москву» немедленно парировались вопросом: «Вы меня увольняете?»
Растерянная Ирина, памятуя просьбу мужа, отвечала: «Конечно, нет…», на что следовало сакраментальное «Тогда я должна быть с ребенком…» Тут уж возразить было просто нечего.
Замковская вынуждена была согласиться и оставить Надин на посту, строго-настрого наказав ей, что главной остается Матрена, а не она. «Тетя́» поджала губы, но Ирина объяснила ей, что, раз они здесь, в этой больнице, проходят курс лечения, то в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Тут она позволила себе значительную жесткость или даже резкость, сказав, что, хотя Надин и является няней, определять, что должно происходить с ребенком, будут все-таки родители.
И вот сейчас тетя́ лежала на ковре, сучила ногами и издавала звукоподражательные междометия. Если бы это была Матрена Григорьевна, сомнений ни на мгновение не возникло бы – играет с Серенькой, но Надин? Ирина целую минуту стояла на пороге, приходя в себя, потом все-таки сделала шаг.
Чудо имело место быть – тетя́, лежа на ковре, тянула к себе пожарную машинку, вырывая ее из рук Сереньки. Он сердился, не отдавал. Чуть подальше в глубине комнаты сидела Матрена Григорьевна, клеила что-то из бумаги и руководила процессом:
– Ты не резко, не резко, ты плавно тяни, – говорила она, глядя над очками. – Не надо мальчонку пугать, расстроить можно, а пугать не следует… И говори ему чего-нибудь ласковое…
– Так ты же сама все время говоришь, – каким-то странным, не своим голосом сказала Надин. – Мне и слова вставить не получается…
Тут Матрена подняла глаза, увидела в дверях потрясенную Замковскую, улыбнувшись, отложила свое рукоделие и двинулась к ней. Тетя́, повернувшись за своей новой подругой, тоже увидела Ирину и помахала ей рукой. Что-то было в глазах Надин такое, что Замковская нахмурилась, потом посмотрела на присутствующего здесь охранника, но тот уставился в пол.
– Она же пьяная! – Замковская возмущенно повернулась к Грише. – Ты видишь, Григорий?
– Ну чуть-чуть, – примирительно сказала Матрена, она в этот самый момент подошла к дверям, – самую малость…
Ирина задохнулась от возмущения:
– Да как вы… Да что же это?
– Но я же за ней присматриваю, – удивилась старуха. – И потом, она мальчонку любит, вон, как у них хорошо дело пошло… Может, еще шажок сделаем.
Дело у них действительно шло, Серенька недоуменно, как казалось, смотрел на машинку, потом хватал ее и прижимал к себе. Кто из них, Матрена или Надин, придумала – неизвестно, но каждый раз, отнимая игрушку, тетя́ оставляла на виду веревочку, за которую ребенок мог притянуть машинку к себе. Пока это не срабатывало, но лиха беда начало… После внушения, полученного от Матрены, Надин начала шептать что-то невразумительное, но явно ласковое…
– Что