на торги» при одном-единственном покупателе: англосаксы. На последнем слове – и даже мысли – Черчилль морщился и скрипел зубами. Он и рад был бы «уточнить» реквизиты покупателя, но кроме постоянного «хозяйствующего субъекта» – Великобритании, на Триест притязала и Америка. Вашингтон тоже был не прочь воспользоваться преимуществами этого стратегического пункта Средиземноморья.
Вот и получалось, что вопрос судьбы Восточной и Центральной Европы на какое-то время даже заслонял аналогичный вопрос Германии. С Германией всё было ясно: она будет побеждена совместными усилиями – и с русскими придётся делиться. Хотя бы, на первых порах. И не от щедрот, а в соответствии с достигнутыми соглашениями. Конечно, это – не императив для цивилизованных стран. Это только русские считают: «что написано пером – не вырубить топором». Да, «pacta sunt servanda»: «договоры должны исполняться». Но ведь, сколько есть возможностей для интерпретации и самих договоров, и характера их исполнения в свою пользу! Но всё это – потом. А сейчас об отказе от услуг русского союзника – и соответственно, оплаты этих услуг – не могло быть и речи. И не от жадности – от ума.
В идеале, конечно, Вашингтону и Лондону виделась не просто замена угодных Москве правительств на угодные Западу, а замена России в Европе. То есть, мавр сделал своё дело – наше мавру «гран мерси»! Но идеал это – увы… идеал. А идеал плохо сочетается с реальностью. Потому что он – не реальность, хотя бы гипотетическая. Отсюда – необходимость принимать реальность такой, какая она есть. С карманами, гостеприимно распахнутыми не только для дополнительных вложений, а совсем даже наоборот…
Такой вырисовывалась для Вашингтона, равно как и для Лондона, совокупность географических причин. В силу этой совокупности Вашингтон уже не мог игнорировать другую – и из других причин, пусть даже больше эмоционального и гипотетического характера. Имелась в виду точка зрения Черчилля о том, что Россия будет властолюбивой, жадной и неблагоразумной. То есть, она станет такой страной, с которой можно будет иметь дело только с позиции силы. И не только можно, но и должно! И вопрос Европы – а в его составе и Германии – должен был стать и «лакмусовой бумажкой», и оселком, и «пробой пера». Именно с их помощью должна была проявиться – и выпрямиться! – «неправильная линия поведения» Советов в Европе.
Но сторонники такого курса в отношении пока ещё союзника в попытках реализовать своё видение то и дело наталкивались на скепсис – и даже сопротивление – президента Рузвельта. Словно не замечая стремительно надвигающихся реалий, президент упорно не хотел «исключать Россию из будущего». За такой подход у русских были все основания сказать об этом доходяге: «Орёл – парень!»
Хорошо ещё, что в его окружении таких «орлов» становилось всё меньше: их всё активнее замещали «ястребы». Даже верные соратники президента,