чужих глаз Белый Аморей, но и действовал на сознание, запутывая и уводя чужеземца или нежеланного гостя в другую сторону.
Зият-Син был восхищен Белым Амореем, и его сильно смущала блаженная улыбка на лице лугаля Рим-Сина, которая не сходила с его лица ни на секунду. Ему казалось, что, если что-то пойдет не так и Рим-Сину что-нибудь не понравится, то он, хохоча и хлопая в ладоши, натравит на гостей своих львов. От этой мысли становилось жутко не только лугалю Южного Аморея, но вообще всем неместным.
Смеркалось, когда всех отвлек громкий цокот копыт очень крупной породы коней, а спустя время в конце улицы показались пять всадников и одна большая чёрная собака. Они медленно приближались к дворцу, музыка стихла, разговоры вокруг прекратились. На них смотрел народ, который был скорее удивлен, чем испуган. А как же, в городе появились чужеземцы без приглашения, сами самостоятельно вошли в Первый Аморей!
Из храма на балкон высыпались женщины, в недоумении наблюдая очень странную картину. Всадники в чёрной одежде медленно шли по городу в сторону дворца. Золла обратилась к матери Азада:
– Лугальни Голез, это ваши люди?
Высокая красивая женщина с крупными чертами лица, свойственными всем южным аморейкам, побелела от ужаса, она вдруг осознала, что они без охраны находятся в чужом государстве, у которого тоже нет вообще никакого понятия о собственном войске – ее сознание охватила истерика.
– Что Вы, Верховная Жрица! Самое ужасное, мы тут без своих собственных воинов по вашему требованию! – она сглотнула и посмотрела на Золлу повторно. – Я могу надеяться, что это могут быть ваши мужчины-торговцы или путешественники?
Все снова присмотрелись к пятерке на конях. Это были высокие мужчины, верхом на огромных конях, одетые в чёрное одеяние, и у них за спинами висели лук и стрелы, явный признак принадлежности к воинам. Жрица отрицательно покачала головой, а лугальни окончательно потеряла самообладание:
– О, ужас! Что же будет, что же будет?!! Это что, нападение?!! – в глазах женщин, сопровождающих Голез, отразился ужас и начался настоящий ураган из слез, воплей и истерики. Милат и Золла смотрели то на них, то друг на друга, судорожно обдумывая, что же делать дальше.
У входа во дворец Азад и его шестеро братьев обнажили сабли, львы и барсы смешались с гостями, направив свои тревожные взгляды на новых незнакомцев. Впервые за эти дни Зият-Син проникся к хищным животным симпатией и огромной благодарностью.
Но Рим-Син поразил своим поведением даже собственных сыновей. Радостно похлопывая в ладоши, он вернулся к праздничному столу, взял поднос у слуги, поставил туда шесть кас, вазу с вином и сыр. И с этим подносом он выбежал навстречу всадникам, шепча себе под нос: «Судьба! Мактуб! Вот он свершается! Это по велению Энлиля!» Он шикнул на главного льва, после чего тот изрёк какой-то рык, и все остальные кошки присели. Сказать, что южане были в шоке, это ничего не сказать. Азад, закалённый в боях, привыкший к подлым нападениям