форму квадратной комнаты десяти шагов в длину и стольких же в ширину, с брошенной на пол прелой соломой.
Совсем рядом в этой кромешной тьме журчала вода и, обследовав территорию, он обнаружил проточный ручей, в котором брал воду для своих нужд и куда оправлял естественные потребности, но не обнаружил двери, окна или чего–то подобного, подразумевавшего сношения с внешним миром. Это обстоятельство привело Валаама в полное уныние, ведь оно значило, что выйти отсюда он не сможет. Впрочем, смерти ему пока не желали, и еда в виде пресной лепёшки раз в день падала сквозь дыру в потолке, сквозь которую он оказался здесь.
Насколько высокой была его тюрьма, он не знал, но, сколько не подпрыгивал вверх, так и не смог коснуться каменной тверди. В отличие от людей крысы не слушались его; невидимые во тьме, они шуршали соломой, пищали или дрались между собою из–за украденных у него лепёшки и, в конце концов, Валаам был вынужден либо съедать её сразу, либо разделять на несколько частей и хранить на себе. Таких понятий как день и ночь здесь не существовало, ведь было невозможно определить время и о том, что прошло его немало, узник судил лишь по изрядно отросшей за время заточения бороде, которую обычно сбривал на седьмой день.
Скорее от нечего делать, чем действительно на что-то надеясь, он пробовал рыть тоннель, но почва оказалась слишком каменистой, чтобы сделать это руками. Выходящий из земли ручей уходил под землю и был слишком мелок, чтобы воспользоваться им для побега – выхода не было и от этого на душе у Валаама становилось ещё тоскливее. Всё своё время он проводил с Богом и, пусть наличие огня или света было обязательным для молитвы, целитель верил что Господь слышит его мольбы и не оставит в беде.
Он считал крыс глупыми животными, но те, что обитали в этом подземелье, производили впечатление очень сообразительных. Весь день они практически не давали о себе знать, но зато когда приходило время лепёшке падать сквозь дыру в потолке, их собиралось столько, что казалось, они сбегались сюда со всего Добробрана. Если Валааму удавалось схватить еду раньше голодных крыс, они нападали на него, раня острыми зубами, и он с криком отбрасывал их босыми ногами, прижимая к груди заветную выпечку. Потом он стал бросать им куски и тогда, деля добычу, они оставляли его в покое на время, но крыс было слишком много, и пленник боялся того, что просто умрёт от голода и устроит серым разбойникам, обгладывающим остатки мяса на его костях настоящее пиршество.
Через вырытые в стенах норы, крысы бесшумно подкрадывались к нему и больно кусали, разрывая плоть лезвиями маленьких острых ножей. Валаам был весь покрыт незаживающими ранами, которые старался не запускать, промывая водой и единственным обеззараживающим средством, доступным ему – своею мочой. Теперь он держался ближе к ручью, в середине своего склепа, где как он думал, погребён заживо.
Пленник не видел себя, но был уверен, что выглядит ужасно и сейчас больше похож на покрытое струпьями заросшее грязными волосами животное в лохмотьях, оставшихся от праздничной одежды,