млаахой – женской работой? Мужчине в этот день нельзя ни стирать, ни убирать в доме, ни готовить, можно только лежать на диване.
– Жесткие они люди были, эти Ветхозаветные Пророки, – заметил Пашка с уважением , а потом спросил: – И ты что, всему этому веришь?
– Ну, что-то есть, – уклончиво ответил Тренер, глядя на него умными светло-карими глазами.
– Если что-то и есть, то не под землей, не на небе, не в другом измерении, оно – в нас, – подумав, сказал Паша.
Почерпнув мудрости Пятикнижия, Тренер не крыл теперь трехэтажным матом, а изящно и вычурно ругался на древнейшем из сохранившихся языков. Когда нужно было выразить печаль, злость, обиду, недоумение при оплате выросшего в несколько раз дорожного штрафа и коммунального платежа, или получении оставшейся неизменной зарплаты, он произносил только мас-эс-сдом. Слово, возможно сказанное Иешуа Назореянином, называвшим себя сыном Божьим, когда уходил он неся притороченный к спине крест, навсегда оставляя Ершалаим на Лысую гору, Лобное место самозванцев.
По матери родословную Артема представляли тоже достойные люди. Бабушка, в девичестве Шергей Ванда Францевна, пошла по политической линии, отдав коммунистической партии пятьдесят лет. Имя-отчество ее звучало уж очень не по-русски, так появилась Вера Федоровна Голуб, по мужу.
Перед войной она работала в типографии, несла свет социалистической мысли в души замордованных царизмом людей, став первой в республике женщиной-стахановкой, местной Пашей Ангелиной. Отправив семью в Ашхабад, боевая бабка Тренера, тогда тридцатилетняя женщина, осталась в советском подполье оккупированного врагом Киева. Что-то координировала и куда-то направляла, даже помогала Ивану Кудре взрывать Крещатик, но позже об этом предпочла не упоминать.
После войны Вера Федоровна поднимала из руин родной город, вновь типография и должность парторга. Потом почетные проводы на пенсию, присвоенное по совокупности заслуг звание Героя соцтруда и позолоченный печатный станок в миниатюре, на память о трудовых буднях.
Заслуженная пенсионерка Вера Федоровна и ее сестра с мужем поселились на улице Льва Толстого, в доме пять и пять-А. А только появившийся на свет Тема, названный бабкой в честь верного ленинца, несгибаемого большевика товарища Артема, жил с родителями на одноименной площади, в построенном еще до революции доме.
Вначале то была обычная коммуналка и молодая семья ютилась в одной, пусть даже и огромной по тем временам комнате над магазином шляп. В первую волну эмиграции двух живших через стенку сестер – тетю Дору и тетю Феню – неудержимо потянуло на историческую родину, и в освободившуюся жилплощадь (не без помощи бабки) въехал на трехколесном велосипеде пятилетний Артем. То детское воспоминание – бесконечно уходящие вверх стены, огромные окна, из которых падает прямоугольным пятном холодный свет; расчерченная крестом рамы, пустая и оттого вселяющая страх комната со следами трех маленьких колес на покрытом слоем пыли дореволюционном