свою горечь. Во всяком случае, это – лучше, чем подозрения в богохульстве.
– … Вы – наша единственная надежда на урегулирование этого вопроса. Этого, я бы сказал, судьбоносного вопроса, от которого во многом зависит наше с Вами совместное будущее! Больше того: Вы – единственный кандидат на роль связующего звена с Адом. До Вас у Меня не было ни такого ангела, ни такого человека. Сатана чертовски недоверчив – так, как и полагается чёрту! Чужака к себе он и близко не подпустит!
Господь неожиданно смутился, и чересчур старательно начал прочищать горло. Теперь уже – явно не из-за меня: я как-то сразу почувствовал мировоззренческую подоплёку.
– От Вас, уважаемый ОУО, мне незачем скрывать то, о чём и не догадываются мои холопы – даже те, что в Тайном Совете.
«Вы имеете в виду Вашу равную с Сатаной правосубъектность?» – чуть было не сорвался я, но вовремя отключил язык. И правильно: «не буди лиха, пока оно тихо!». Надо будет – Господь сам «объявится»!
– Вы один понимаете, что никакого Армагеддона не будет, как не будет нового Иерусалима и всей этой библейской чепухи. Мы с Сатаной – представители двух миров, существующих вечно и в вечной борьбе друг с другом. Во всяком случае, пока именно так и было. Но мы ведь – цивилизованные люди… ну, Вы меня понимаете?
– Понимаю, Господи.
– Поэтому мы и должны вести себя, как цивилизованные люди. То есть, соперничать цивилизованными способами.
– Вы имеете в виду мирное сосуществование двух систем? – отважился я на «б», потому что своим «а» Господь де-факто побудил меня к этому. Всевышний не любил дураков-собеседников – и поэтому молчать как пень в Его присутствии, как минимум, нецелесообразно.
– Да, уважаемый ОУО. Нам совсем необязательно засылать друг к другу диверсантов для подрыва конкурирующей системы изнутри. Мы вполне можем ограничиться в своей борьбе рамками мозгов человека – благо, что их у него не так, уж, и много. Присутствующие, разумеется – не в счёт.
Я не мог не отдать должное порядочности Господа: истинный джентльмен. Тем временем, Господь нахмурился и вздохнул.
– Я не сразу пришёл к этой мысли. И не оттого, что я – такой неисправимый ортодокс. Как Вы считаете, ОУО?
Даже если это и была очередная «проверка на вшивость», мне не требовалось притворяться: я был искренен в своём ответе.
– Вы – не ортодокс, Господи. Вы – настоящий политик. То есть, Вы достаточно гибки для того, чтобы вовремя сориентироваться в меняющейся обстановке, и отказаться от методов, либо утративших свою эффективность, либо не доказавших её вовсе.
Лицо Господа прояснилось: дифирамб, пусть и лишь частично таковой, упал на благодатную почву.
– Благодарю Вас, уважаемый ОУО. Вы один способны на слово правды, которого здесь в Раю ни от кого не дождёшься.
«Слово правды? Оригинально: дифирамб – как слово правды! А если бы я высказал критику? Что тогда?»
Разумее