унылым выцарапанным сердцем выглядел нелепо. Мистер Уоллес допустил к выставке эти произведения, но отверг мои? Неужели они действительно настолько лучше моих картин? Может быть, я все-таки не имела ни малейшего представления о настоящем искусстве. И, может быть, мне нечего было предложить этому миру.
Четыре
– Кому-нибудь попадалась на глаза моя клиновидная кисточка? – крикнула я с лестничного пролета.
Вообще-то мне крупно повезло. Родители всегда поощряли мое творчество и оборудовали одну из пустых спален под художественную студию. У меня было лучшее в доме освещение, разные рамки и полотна, а комод буквально ломился от красок и кистей.
Мама вошла ко мне с пропажей в руке.
– Нашла в баночке под раковиной.
– Спасибо.
На вопросы о выставке я отвечала, что мистер Уоллес рассмотрит мою кандидатуру. И опускала конец предложения – в следующем году. Я притворялась, что его и не было, и собиралась продолжать свою игру в своеобразные «прятки». Я могла прожить и без этой выставки. Существуют и другие, на которых я могу показать свои работы. Прямо сейчас ничего не приходит на ум, но они точно есть.
– Что ты рисуешь? Потрясающе… – Она присмотрелась к плакату на мольберте. – Или не очень потрясающе.
– По-моему, плакат получается очень даже клевым.
– Зачем каждый раз рисовать Куперу новый плакат? Забыла о том, что такое вторичное использование?
– В том-то и прелесть, мам. Я повторно использую старый плакат, всего лишь наслаиваю рисунки.
– Хорошо, плакат и правда клевый, – признала она. – Но краска. Ты расходуешь так много краски.
На уже готовый оранжевый фон я наносила мазки всевозможных оттенков голубого – они отвечали за динамику, и поверх этого хоровода красок легли воодушевляющие слова.
Мама и не заметила, как я забрала у нее кисточку.
– Понимаешь, мама, художнику нужна свобода творчества.
Она прошла к окну и открыла его:
– Я думала, мы обсудили проветривание. Не забывай впускать свежий воздух, когда рисуешь здесь. Испарения вредят твоим легким.
– Не чувствую никаких испарений.
– Ты просто принюхалась.
– Мамуль, веками художники писали, не имея хороших систем вентиляции.
– И, наверное, все они умерли от рака легких.
Иногда спорить с ней было бесполезно.
– Договорились, открою окно. Но тогда я рискую получить переохлаждение.
Она похлопала меня по спине и глянула на часы:
– Я думала, что гонки начинаются в два.
– Так и есть. Подожди, который час?
– Без пятнадцати.
– Что? Черт. – Я довела черным последние слова и сняла плакат с мольберта. – У тебя же нет серьезных планов на вечер? Можно взять машину?
Мама предпочла пропустить сарказм мимо ушей и вместо этого слегка подтолкнула меня к выходу.
– Напиши мне, как только доберешься. И когда будешь возвращаться.
– Может,