поскольку не имеет ни отца, ни матери… Ее отец, бравый гвардейский капитан, офицер ордена Почетного легиона, был убит в 1814 году под Шампобером. Вот почему она воспитывалась с нами в Сен-Дени. Ее мать умерла два года назад у нее на руках. Она бедна…
– Бедна! – повторил генерал. – Не вы ли только что сказали, что у нее есть две подруги?
– Бедна и горда, генерал, – продолжала госпожа де Моранд. – И она хочет получить от искусства то, чего не может заработать иголкой… Потом, она пережила глубокую боль, и боль эта не прошла, а только приглушилась.
– Глубокую боль?
– О, да! Самую глубокую боль, которую только может вынести женское сердце!.. А теперь, генерал, когда вы все это знаете, я прошу вас простить ей грустное выражение лица и послушать ее голос.
– Но, – спросил генерал, – простите за этот вопрос, но он не настолько неуместен, как это может показаться на первый взгляд: ведь в той карьере, которой хочет посвятить себя ваша подруга, красота отнюдь не лишняя штука. Так ваша подруга красива?
– Как античная Ниоба в двадцать лет, генерал.
– И она поет?..
– Не скажу, что как Паста, Малибран или Каталани. Скажу, что на них она не похожа… Нет, она не поет: она рыдает, она страдает, она заставляет рыдать и страдать.
– А какой у нее голос?
– Великолепное контральто.
– А она уже пела когда-нибудь перед публикой?
– Никогда… Сегодня она впервые выступит перед пятьюдесятью зрителями.
– И чего же вы от меня хотите?..
– Я хочу, генерал, чтобы вы, как пресыщенный дилетант, как большой ценитель и знаток, послушали ее. А когда послушаете, сделали бы то, что в подобной ситуации сделали бы для меня. Я хочу, если позволите выразиться вашим языком, чтобы вы жили для нашей любимой Кармелиты, правда, Регина? Я хочу, чтобы вся ваша жизнь была посвящена только ей. Я хочу, чтобы вы стали для всех ее рыцарем, чтобы, начиная с этого самого момента, у нее не было бы более пылкого защитника и более страстного почитателя, чем вы. Я знаю, что в Опера к вашему мнению очень прислушиваются, генерал.
– О, не краснейте, дядюшка: это всем известно, – сказал Петрюс.
– Я хочу, – снова заговорила госпожа де Моранд, – чтобы вы рекомендовали и расхваливали перед всеми вашими друзьями нашу подругу Кармелиту… Я не настаиваю, по крайней мере пока, на том, чтобы вы устроили ее в Опера. Нет, мои замыслы не идут так далеко. Но поскольку именно из вашей ложи…
– Из дьявольской ложи, – вставил Петрюс. – О, мадам, можете не стесняться.
– Хорошо… Поскольку из этой дьявольской ложи звучат все литавры славы, поскольку из этой дьявольской ложи выходят все будущие звезды и там же меркнут все звезды сегодняшние, я рассчитываю на вашу преданность и дружбу, генерал, и надеюсь, что вы станете расточать похвалы в адрес Кармелиты везде, где соизволите бывать: в клубе, на бегах, в «Английском кафе», у Тортони, в Опера, у Итальянцев и даже в замке, даже если ваше присутствие в моем доме и не является выражением ваших политических симпатий. Обещаете ли вы мне продвинуть – неплохое слово, не так ли – мою