ты не узнал ее, что ли, Самоха? – Ржавый ухмыльнулся – Двух дней не прошло, как самолично в шкафу запирал, и уже забыть успел. Оно и понятно, что поныне не женился – нет у тебя подхода к бабам, равнодушный ты к ним.
Управленец захлопал глазами. Курчан тоже удивился, аж рот приоткрыл – вспомнил давешнюю замарашку.
– Вот эта, что ли?! Что ж ты с ней сделал, Игнаш, а?
– Дык из Харькова увез, что. У вас там темно, а красоте солнышко требуется.
Йоля хмуро поглядела на приезжих и отступила Мажуге за спину – вот еще, смеются над ней! На себя бы поглядели сперва. Хотя удивление Самохи казалось настоящим. Чего ж с ней за один-то денечек сталось, что не узнают пушкари?
На крыльцо вышла Ористида. Услышала конец разговора и не преминула свое слово вставить:
– Помыли мы ее и в чистое одели, дык расцвела девка. Мажуга, не держи гостей на дворе, к столу веди. Бабы вмиг всё спроворят, а уж водку я из погреба сама принесла.
Йоля хотела укрыться куда-нибудь, спрятаться от всех, но Мажуга не позволил – повел с гостями за стол. Прошли темным коридором, оказались в светлой горнице. Так эту комнату Ористида назвала, Йоля слова «горница» и не слыхала прежде. Вдоль горницы стоял длинный стол, скатерть белая, посреди – бутыль, вокруг миски, ложки. Расположились по одну сторону пушкари, по другую – Мажуга с Йолей. Ористида за стол не села, пошла распоряжаться. То и дело подходили Мажугины работницы, вносили миски с разносолами. Хозяин тут же откупорил бутылку:
– Ну, гости дорогие…
– Нет, ты постой наливать! – запротестовал Самоха. – Ты мне сперва скажи, почто меня дураком выставил? Я Астахову переговорщику: чего, говорю, на Мажугу насели? Он же добром согласен был уладить! Что вы, говорю, мутафагово отродье!.. А он…
Игнаш будто не слышал – налил водки в стаканы, поднял свой:
– Давай, Самоха, не отставай. И ты, парень, тоже. Завтра с утра в поход выступим, до той поры нужно будет протрезветь. Раньше хмель придет, раньше и выветрится.
Самоха, ворча и отдуваясь, взял стакан. Йоле Игнаш наливать не стал.
– Тебе водки не пить, тоже правило. Поешь. – Потом шепнул украдкой: – Сиди, слушай, запоминай.
Расчет Ржавого оказался верным – едва отведав хмельного, Самоха подобрел и больше не напирал, скорей жаловался:
– Ну скажи, ведь нехорошо с Астахом вышло? Ну скажи! Он наш большой покупатель, трубы под его заказ крупными партиями катаем, а тут я его шуганул, как сопляка шкодливого. Ты ж с него кучу золота требуешь, а мне что говорил?
– То и говорил, что я не против трубы. А золото – что? Думаешь, великий навар мне с этой сделки? А нет. Деньги пойдут на охрану. Два сендера с пулеметами, бойцам платить, чтобы объезжали округу… Давай-ка стакан. Во-от… Думаешь, что у меня начнется, когда Астах трубу протянет? Беспокойство и непорядок. Мне ж придется охрану держать наготове, вот на то и золото. Сендеры и пулеметы опять же в Харькове покупать буду – цехам прибыль. Нет, Самоха, это не мне, а цехам прибыль, а мне – беспокойство и разорение. Ну что, за успех похода?
Когда