С Юга, откуда ж еще? Чистокровный орлеанец. Меня ампропологу показать – в обморок упадет. Да мне еще и четырнадцати не было, а я уже по барам играл. Всех ребят знал: и Банка Джонсона, и Джелли Мортона. С самим Армстронгом дружбу водил. Даже в Чикаго по реке наезжал, вот как.
Тут Ножка разразился гомерическим хохотом и хлопнул себя по коленям. В тусклом свете блеснули перстни на толстых пальцах.
– А вы меня, часом, не дурите?
– Ну, может, малость и дурю.
Я усмехнулся и понюхал свой коньяк.
– Хорошо, когда есть что вспомнить.
– А ты книгу, что ли, пишешь? Я вашего брата за версту чую, как лис несушку.
– Почти в точку, старый лис. Я сейчас пишу кое-что для «Лук».
– Да ну? «Лук» вспомнил про Ножку Свита! Тут Дорис Дэй[18], а тут я, так, что ли? Здорово!
– Знаете, не хочу вас обманывать. Это будет статья про Джонни Фаворита.
– Про кого?
– Про Фаворита, певца. Он еще у Симпсона в ансамбле пел лет пятнадцать назад.
– Ну-у! Симпсона-то я помню. Он на барабанах стучал, как отбойный молоток.
– А про Фаворита что-нибудь помните?
Коричневая физиономия Ножки изобразила святую невинность ученика, не знающего ответа.
– Нет. Ничего не помню. Может, он потом имя сменил? Его теперь не Синатра зовут? Нет? Не Вик Дамон?
– Может быть, у меня неверные сведения, но, я так понял, вы с ним были друзья.
– Слушай, сынок, он как-то записал одну мою песню. За гонорар ему спасибо, но от этого мы с ним друзьями не стали.
– А я видел в «Лайф» фотографию, вы там пели вместе…
– Да, помню. Это было в баре у Дикки Уэллса. Я его там видел пару раз, но он не ради моих красивых глаз приезжал.
– А ради чьих же?
Ножка прикрыл веки и придал физиономии ернически постное выражение.
– Все тебе расскажи. Дела-то чужие…
– Так ведь теперь все равно уже: сколько лет прошло! У него тут что, дама сердца была?
– Да-а, то была дама. Тут уж ничего не скажешь.
– А как ее звали?
– Ну, в этом-то секрета нет. Кто здесь до войны жил, все знают, что у Евангелины Праудфут были шашни с Джонни Фаворитом.
– Смотрите-ка, а в газетах ничего не было.
– Эх, сынок, в то время, если уж с цветной связался, лучше было помалкивать.
– И кто же была эта Евангелина?
Свит улыбнулся.
– Негритянка из Вест-Индии. Красавица. Королева. Она его лет на десять старше была, а то и на пятнадцать, а так держалась, что он за ней на веревочке бегал.
– И где мне ее найти?
– Не знаю, я ее уж лет сто не видел. Она ведь болела потом… А магазин-то ее стоит еще. Зайди, может, она там.
– А что за магазин? – Я изо всех сил старался избегать сыщицких интонаций.
– Гомеопатия какая-то. Это на Ленокс-авеню. Раньше она, кроме воскресенья, всю неделю до двенадцати ночи работала.
Тут Свит театрально подмигнул:
– Ну все, труба зовет. Пора к роялю. Посидишь еще?
– Я попозже подойду.
Глава