причудливый обтягивающий костюм. Знаменитый Хаггарти не был похож на своего пестрого двойника с плаката: его бледные, словно выцветшие, узоры были лишь линялой копией рекламных чудес.
Окинув взглядом мой дипломат, карлик рявкнул:
– Проваливай, не интересуемся!
– Я не агент, – ответил я. – Так что ни страхование жизни, ни патентованные громоотводы вам сегодня не грозят.
– Так чего тебе тогда надо? Посмотреть за бесплатно?
– А вы, наверное, мистер Хаггарти? Мне друг сказал, что вы мне можете помочь, подсказать кое-что.
– Что еще за друг? – вопросил разноцветный мистер Хаггарти.
– Дэнни Дринан. У него тут паноптикум за углом.
– А-а, знаю такого. Аферист паршивый. – Карлик харкнул в мусорное ведро и тут же осклабился, чтобы показать, что шутит. – Друг Дэнни – мой друг. Говори, что там у тебя. Чем смогу – помогу.
– Можно сесть?
– Приземляйся! – Хаггарти ногой подтолкнул ко мне складное кресло.
Я уселся между ним и великаном, кисло глядевшим на нас с высоты, словно Гулливер на лилипутов.
– Я ищу цыганку мадам Зору, – сказал я, поставив на пол дипломат и зажав его ботинками. – Она тут гадала, до войны к ней народ толпами шел.
– Не припомню что-то, – сказал Хаггарти. – А вы? – Он обернулся к своим товарищам.
– Одно время была такая госпожа Мун, на чаинках гадала, – пропищал человек-рыбка.
– Так то китаянка была, – проворчал великан. – Она потом вышла замуж за аукциониста и уехала в Толедо.
– А зачем она тебе? – спросил человек-крокодил.
– Да она знала парня, которого я ищу. Вот, думал, может, подскажет мне что-нибудь.
– Ты что, сыщик?
Я кивнул. Начни я запираться, было бы еще хуже.
– Сыщик, значит. – Хаггарти опять сплюнул. – А что? Всем как-то жить надо.
– Шпиков не перевариваю, – буркнул великан.
– Не перевариваешь, так не ешь.
Мой критик недовольно крякнул и умолк, а Хаггарти расхохотался и треснул по столу кулаком в красно-синих узорах, развалив столбики фишек.
– Я знала Зору.
Это сказала толстуха. Ее голос был нежней звона фарфоровых чашечек, он словно дышал магнолией и жимолостью.
– Только она была такая же цыганка, как мы с вами.
– Вы уверены?
– Конечно. Эл Джолсон[30] вон черной краской мазался, а негром от этого не стал.
– И где она сейчас?
– Не знаю. С тех пор как она отсюда снялась, я ее не видела.
– А когда снялась?
– В сорок втором, весной. Взяла и ушла. Бросила тут все, даже ни с кем не попрощалась.
– Расскажете мне о ней?
– Да мне и рассказать-то особо нечего. Мы с ней иногда кофе пили, болтали о погоде, о том, о сем…
– А про Джонни Фаворита она вам ничего не говорила?
Толстуха улыбнулась – где-то там, внутри этой груды сала, мне улыбнулась