сильный человек, почти как мой отец, и я всегда мечтал стать таким же. Чтобы успокаивать и воодушевлять одним своим присутствием.
– Это просто миф какой-то… – начала Наоми рассказ об освобождении восходников, – дело было в твоей родной Англии: все паникуют, а эти ребята, сектанты, сидят по камерам и в ус не дуют. Забавный факт, точнее, слух: их духовный лидер в какой-то момент исчез из тюрьмы. Не сбежал, а именно испарился, прямо из наглухо запертой одиночки. А через несколько часов, когда всю тюрьму на уши поставили, объявился как ни в чём не бывало. Даже если это правда, по официальным каналам не расскажут, никто же не любит признаваться, когда лажает. И ещё немного о том, что я узнала через десятые руки: почти сразу, как Шпилляйтер обратился к тамошним спецслужбам со своим предложением, ему решительно отказали. И тут как раз мир накрыла тьма. Ну, про тьму, думаю, тебе все уши прожужжали. Тюремщики все, ясное дело, пересрались, наплевали на начальника тюрьмы и решили восходников всё-таки выпустить. Те немножко почесали языками: втирали им свой фанатичный бред, разумеется, а потом вышли. Как только последний покинул здание тюрьмы, тьма в ту же секунду исчезла. Во всём мире разом, прикинь? Восходники тоже будто испарились. Так вот. Будет, что внукам порассказать.
– Приёмным, – машинально ответил я, – и как тебе только в голову пришла эта идея с казнями?
– Мама с папой в детстве заставили библию чуть ли не наизусть выучить. Думают, Восход пришёл из-за всеобщего разврата и всего такого. Не то посланником божьим его считают, не то – сатаной. Дикие люди, в общем. А я вот решила пойти в Айсберг и реально людям помочь, работать, а не молиться. Как думаешь, это правильно?
Я кивнул. Боялся, что последует вопрос, зачем я сам полез в Айсберг. Я не был готов к этой дискуссии. Может, вечерком, за бутылкой контрабандного шампанского или экспериментального биохимического самогона…
– А, вот ещё что хотел спросить, – спохватился я, – пациенты ко мне приходят по умолчанию по алфавиту, это стандартная процедура после скачков активности Восхода. Но я могу менять порядок на своё усмотрение. Вот я и хотел Эмму Лебен вызвать пораньше, её же выдернули наверх, в эту дурацкую вылазку… А я как раз говорил с ней до этого. Заметил, что нервы у Эммы не выдерживают. А теперь… Не могу найти её в списках.
Лицо Наоми так резко помрачнело, будто на него набросили траурную вуаль.
– Наоми? С Лебен что-то случилось?! Она под грёзой? Нервный срыв?
– Эмма… Исчезла, – наконец проговорила доктор Бёрнитолл, с трудом выталкивая слова.
– В каком смысле? Они же отошли от купола на пару шагов!
– Да. И все держались за руки. И были связаны страховочными тросами. Следов кругом не было, – Наоми отвела взгляд, – слева её держала женщина из службы безопасности, а справа – химик. Когда… Включился свет… Трос был натянут между их костюмами, и за руки они тоже держали друг друга.
Я помолчал. Потом сказал с надеждой, по-детски