Владимир Орлов

Земля имеет форму чемодана


Скачать книгу

не обидит!

      И она ласково, словно бы ребёнка, погладила Куропёлкина по головке, появившейся из-под верблюжьего одеяла.

      «Нинон…» – прошептал Куропёлкин.

      – Ну и как, Женечка, – спросила Нина Аркадьевна, – то есть, извини, Евгений Макарович, брал ли Алексей Александрович Каренин взятки или не брал?

      – Не брал! – сминая свою растерянность, непоколебимо, отважным Джордано, произнёс Куропёлкин. – Не брал! Однако в помощь моему убеждению мне так и не доставили роман Толстого.

      – То есть как? – удивилась Звонкова. – А что же вам доставили сегодня?

      – Стихи молодых нулевого десятилетия, – сказал Куропёлкин. – И без всяких объяснений – два тома «Библиотеки античной литературы». Овидия и Апулея.

      – Кого? – резко спросила Звонкова.

      – Овидия и «Золотой осёл» Апулея.

      И Куропёлкин почувствовал, что Нина Аркадьевна и представления не имеет о том, кто такие Овидий и Апулей. (Впрочем, он-то чем просвещённей деловой дамы?)

      – Безобразие! – воскликнула Звонкова. – Завтра же разберусь и накажу! Какие ещё Овидий и Апулей! Вредители! Всё. Я устала. Слишком много удовольствий и впечатлений в последние дни. Девушки, готовьте меня ко сну!

      Куропёлкину был повод обрадоваться в надежде, что утомлённая Нина Аркадьевна рухнет сейчас в сон и позволит ему, Куропёлкину, закончить день живым и практически здоровым.

      Но рухнуть в сон ей предстояло лишь после необходимых, чуть ли не обрядовых процедур с участием умелых рук камеристок. Сразу было сброшено кимоно от Кензо, и Нина Аркадьевна опять оказалась перед заинтересованными очами Куропёлкина обнажённой. Стыдно ему было упрятывать на этот раз голову под одеяло, и он был вынужден на госпожу Звонкову глазеть. Прежние свои оценки наготы совершенной женщины («Сволочь!», «Шлюха!», «Ведьма!»), естественно, приходили на ум, однако сегодня он не способен был употребить их даже в мыслях. Но явившееся ему в голову выражение «музейная красота» сейчас же, слава Богу, приподняло Нину Аркадьевну на пьедестал в Греческом зале и образовало непреодолимую дистанцию между Куропёлкиным и мраморами госпожи хозяйки.

      У Куропёлкина было время кое о чём поразмышлять. Скажем, о том, почему он вдруг стал Женечкой и удостоился ласковых (для него и эротических) прикосновений, а через минуты он же был возвращён в уважаемые Евгении Макаровичи? Но размышлять о чём-либо он не был сейчас способен. Он глядел на Нину Аркадьевну, а она уже по сюжету процедур стояла спиной к нему… Болтовнёй же своей камеристки отвлекали якобы любимую ими госпожу от исполнения потребностей её утомлённого организма.

      Но наконец-то они умолкли, госпожа улеглась в скромном своём алькове и мгновенно уснула.

      Сомнений в прочности её сна у Куропёлкина не было, и он подумал: «Ну и ладно. Свободен. Можно и самому придремать. Заслужил…»

      Сон Нины Аркадьевны был тихий, непорочно-целомудренный…

      «Устала бедняга… Нинон…» – беззвучно умилялся Куропёлкин.

      – Эжен, –