жду, что он скажет еще что-нибудь, прокомментирует недавние вспышки насилия, но он на удивление спокоен. Я привыкла к мужчинам, которые предпочитают говорить сами, оставляя за мной роль слушателя.
– Как давно ты знаком с Гильермо? – спрашиваю я, стремясь нарушить молчание. Здесь мы наедине, но на вечеринке было легче – музыка и люди заполняли паузы в разговоре. Теперь все зависит только от нас, и я не знаю, что говорить. Я умею болтать с представителями моего круга, с людьми, которые владеют искусством вести светскую беседу, не говоря при этом ничего конкретного, но я не могу себе представить, что подобный разговор возможен с молодым человеком – мужчиной, который сейчас стоит передо мной. Пабло выглядит так, словно, прежде чем что-то сказать, он осторожно взвешивает и внимательно анализирует каждое слово.
Пабло отвечает мне не сразу, его карие глаза пронзают меня насквозь, взгляд задерживается на моих ногах, и я тут же жалею о своем решении надеть прекрасные мамины туфли, привезенные из Парижа.
Его ботинки черные, и кожа на них местами потрескалась от долгой носки.
– Годы, – рассеянно отвечает он, не отрывая взгляда от моих нелепых туфель. – Мы знаем друг друга уже много лет.
Я переминаюсь с ноги на ногу и снова слышу мамин голос:
Не ерзай, Элиза.
Конечно, на этот раз мое легкое беспокойство вполне оправданно.
– Откуда ты знаешь Гильермо? – Я задаю очередной вопрос, стараясь не столько развить тему, сколько отвлечь его внимание от моей обуви. Его манера поведения делает меня немного смелее, я чувствую, что он тоже испытывает неловкость и напряжение, именно поэтому он молчит. На этот раз он смотрит мне в глаза, и на его губах появляется тень улыбки.
– Много лет назад мы вместе учились в юридической школе.
Гаванский университет уже два года как закрыт, значит, с его выпуска прошло какое-то время.
– А ты откуда знаешь Гильермо?
Настала его очередь задать этот вопрос.
– Я его не знаю. Он друг друга молодого человека моей сестры. Что-то в этом роде. Я приехала со своими сестрами.
Я чувствую, что мне не хватает воздуха. Делаю глубокий вдох. Потом еще один.
– Ты живешь здесь, в городе? – спрашиваю я, пытаясь определить, к каким кругам гаванского общества его отнести.
– Да, я живу недалеко отсюда, чуть дальше по улице.
Это не самый приятный район, но далеко не худший.
Когда он собирается задать мне следующий вопрос, в его глазах появляется огонек, и прежде чем слова слетают с его губ, я уже знаю, что эти дурацкие туфли выдали меня.
– Мирамар?
Я киваю, слегка смутившись от того, с какой уверенностью он это произнес – от того, с чем ассоциируется наш район. Самые богатые жители Гаваны обитают в своем собственном частном анклаве, и весь остальной город знает об этом.
С самого рождения мне внушали, что я должна гордиться тем, что являюсь частью семьи Перес. Нас всех так воспитывали. Мы все вносим вклад в поддержание общего престижа. Нам внушалось, что мы ни