наводил страх не только на членов аристократической Синьории, но и на всех, знавших его, контрабандистов и разбойников, попавших под его влияние.
Не отдыхая ни днём, ни ночью, меняя почтовых лошадей, сире Антонио торопился в Болонью, в замок палаццио Арвицца, некогда принадлежавший одному светскому вельможе по имени Козимо Торельо, умершего от эпидемии чумы; и ставшего впоследствии, не без участия сире Антонио, резиденцией разбойного графа Паоло Арвицца. Опередив кортеж Святых приставов, сопровождавших его сына в Венецию, на целые сутки, сире Антонио прибыл в Болонью глубокой ночью и, отыскав замок графа, постучал в его массивные дубовые ворота. Назвав своё имя стражнику, он попросил его немедленно доложить о нём его хозяину.
–– Граф знает обо мне! – повелительно заявил он берровьеру. – Скажи, что дело, по которому я прибыл, не терпит отлагательств до утра и сулит твоему хозяину солидное денежное вознаграждение! – увидев его нерешительность, он понял, что прислуге строжайше запрещено будить хозяина ночью. Протянув стражнику два флорина, сире Антонио добавил: – Один для вас, другой для камердинера… Через него попробуйте доложить графу о моём визите, а, когда вернётесь, я угощу вас ещё одним сольдо!.. – подкинул он в руке монету, чтобы берровьеру легче было справиться со своей нерешительностью.
Стражник, закрыв оконце в воротах, исчез. Спустя несколько минут он вновь появился и, открыв тяжёлую входную дверь в воротах, впустил сире Антонио во двор. Получив от него сольдо, он проводил его к парадному входу замка, перепоручив в руки упитанного, толстого камердинера.
–– Я доложил графу о вас, сире Антонио да Винчи, и он ожидает вас в гостиной, – склонился толстяк перед сире Антонио, протянув руку вперёд для «чаевых».
Усмехнувшись его жесту, флорентийский нотариус всё-таки вложил в его растопыренную пятерню флорин и затем направился за ним.
В огромной гостиной замка, украшенной картинами известных итальянских художников, персидскими коврами и резными позолоченными канделябрами, перед камином из дымчато-серого мрамора, развалившись в кожаном кресле, их ожидал граф Паоло Арвицца. В руках он держал шпагу, на острие которой был насажен кусок ветчины и которую он поджаривал на огне камина; рядом с ним на огромном дубовом столе великолепной резной работы стояли бутылка красного болонского вина и фрукты. Граф не позаботился одеться в верхнюю одежду и предстал глазам ночного визитёра в непривычном виде для гостеприимства: он сидел в ночной рубашке, заправленной в атласные дутые панталоны. На ступнях его ног красовались остроносые турецкие тапочки, на плечи был накинут расшитый узорами персидский халат. Чёрные, спутанные от сна волосы, беспорядочно спадали на плечи. Взгляд графа излучал сонливость, поэтому, когда в гостиной объявился камердинер и громко доложил о прибытии гостя, он даже не двинулся, чтобы хотя бы склонить голову для приветствия. Искоса и недовольно бросив