перешагнул порог горбачёвского кабинета, Михаил Сергеевич сделал «увольняющий знак» Болдину – и, навесив на лицо фальшивую улыбку, двинулся навстречу гостю с протянутой для рукопожатия рукой.
– Рад видеть тебя, Борис!
– Николаевич, – не поспешил обрадоваться Ельцин. Но Горбачёв «в бутылку не полез»: напротив – даже избавился от маски непритворной радости.
– Проходи, садись.
В развалку, на манер биндюжника подойдя к т-образной приставке к президентскому столу, Ельцин грузно опустил раздобревшие чресла на мягкий стул. Горбачёв не стал изображать величие – и «доверительно» сел напротив.
– Борис… Николаевич, я буду прям.
Взгляд Ельцина, равнодушно скользивший по стенам президентского кабинета, медленно остановился на лице Горбачёва.
– Я слушаю тебя, Михаил Сергеевич.
Правый глаз Горбачёва дёрнуло лицевым нервом: отвык Михаил Сергеевич слышать в свой адрес «ты». Почитай, с марта восемьдесят пятого не слышал. Но делать было нечего: «здесь вам – не тут». Увы, прошли те времена, когда он мог повелительно крикнуть Ельцину: «Борис, в политику я тебя больше не пущу!». Сегодня Ельцин был ему почти ровней, а в некоторых отношениях – даже выше. Приходилось считаться с этим – а, значит, нанесённое оскорбление глотать молча, и даже с улыбкой невыносимой приязни на лице.
– Борис Николаевич, ситуация – почти критическая.
Лицо Ельцина примяло гримасой неудовольствия.
– Ты же обещал говорить прямо!
– Так я и говорю.
– Тогда не надо – о критической ситуации в стране!
– Да я не о стране: а нас с тобой! О критической ситуации для нас обоих.
Гримасы неудовольствия на лице Ельцина – как не бывало.
– Ты имеешь в виду что-то конкретное – или вообще?
– Разумеется, конкретное.
Горбачёву явно доставляло удовольствие наблюдать проявления тревоги на лице конкурента. А так красочно, так непосредственно «давать себя наружу», как Борис Николаевич, «наверху» не мог никто.
– Не томи, Михаил Сергеевич!
– Ладно, не буду.
Горбачёв открыл папку – и, развернув её в сторону визави, «отправил получателю». Ельцин быстро пробежал глазами первый лист, перевернул его – и поморщился.
– А я-то думал…
– Не спеши с выводами, Борис Николаевич. Под этой бумагой имеется другая, более интересная… для тебя.
Ельцин тут же вернулся к папке – и зашелестел бумагами. Не меньше минуты взгляд его сосредоточенно работал с текстом: заслуживающий внимания материал российский лидер переваривал традиционно медленно и основательно. Наконец, глаза Бориса Николаевича вернулись на лицо Горбачёва.
– Ну, я – в курсе этих дел. Но я полагал, что всё это – маниловские прожекты, которым несть числа.
– Ошибаешься, Борис Николаевич. Накануне отлёта в Форос я должен буду встретиться с «активом».
Михаил Сергеевич