«Нового времени» и кадетской «Речи» нисколько не отставали радикальные органы печати, вроде газеты «День». Циничные фельетоны Заславского, печатавшиеся в «Дне» под псевдонимом «Homunculus», могли дать сто очков форы любому бульварному листку. Меньшевики и эсеры, злорадно поглядывая в нашу сторону, больше всего заботились о приращении за наш счет своего политического капитала. Однажды, когда я находился в редакции «Правды», было получено известие, что солдаты Московского полка, спровоцированные нашими политическими врагами, собираются громить редакцию и контору нашей газеты. На место происшествия был срочно командирован бывший член IV Государственной думы, старый большевик Муранов, которому и не без труда удалось потушить неприятный инцидент и рассеять сгустившиеся над нашей головой тучи.
Крупным событием этих дней было получение из-за границы первой статьи Ильича «Письма из далека». Я читал ее в конторе «Правды». Помню, с каким интересом отнеслись к ней работавшие в конторе товарищи Пылаев и Шведчиков.
Нас всех тогда очень волновал вопрос о приезде Владимира Ильича. Так болезненно остро чувствовалось отсутствие вождя и так сильно сознавалась необходимость, чтобы в эти трудные дни революции он был вместе с нами. Помню, Анна Ильинична сообщила, что Ильич пока не может приехать и на некоторое время еще останется за границей. Это сведение нас всех тогда крайне огорчило.
В один из моих приездов в Питер я зашел к Максиму Горькому. Мое знакомство с ним состоялось еще заочно в 1912 г., когда я отправил ему на Капри письмо от имени Петербургского землячества студентов Петербургского политехнического института с просьбой бесплатного предоставления из книжного склада «Знание» литературы для нашей земляческой библиотеки. Алексей Максимович ответил согласием; и так как момент его письма совпал с обострением студенческого движения, то он к своему письму прибавил несколько строк политического содержании: «От души желаю бодрости духа и в трудные дни, вами ныне переживаемые. Русь не воскреснет раньше, чем мы, русские люди, не научимся отстаивать свое человечье достоинство, не научимся бороться за право жить так, как хотим». Это письмо Горького в числе других моих «преступлений» было инкриминировано мне жандармами во время ареста летом 1912 г.
Лично я познакомился с Горьким весной 1915 г. в Петрограде, на Волковой кладбище, во время похорон историка Богучарского. Обратив внимание на мою гардемаринскую шинель, Горький тогда с добродушным сарказмом заметил: «Здорово вас, правдистов, переодели». Это было как раз во время империалистической войны.
На этот раз я посетил Горького впервые со времени революции. Когда я пришел, Горький был занят на заседании, происходившем у него на квартире. Меня провели в небольшую гостиную и попросили подождать. Дверь в соседнюю комнату была открыта, и оттуда доносились обрывки чьей-то речи. Я понял, что обсуждается вопрос о сооружении музея-памятника борцам революции. Речь произносила Е. Брешко-Брешковская.