и один из трех искусственных островков, на котором стояло заведение с вывеской «Кафе-ресторан у Желтых врат».
Повара хлопотали с самого рассвета. Фрикасе из курицы, яйца в желе, дрозды, запеченные в тесте, топинамбуры в сметане – блюда одно за другим появлялись на столах в празднично убранном зале. Хозяева были рады-радешеньки принять два десятка гостей сейчас, в начале весны, когда свадьбы играют редко.
– Скупердяи, – шепнул один официант другому, – даже не заказали шампанского, только дрянное игристое. А чаевых мы от них и вовсе не дождемся!
– Ничего, уж я их заставлю раскошелиться. Вот потребуют подать коньяк после кофе – всучу им черешневую настойку по цене арманьяка. Только хозяевам не сболтни!
Восемь мужчин и дюжина женщин, все разодетые в пух и прах, выгрузились из карет с бо́льшим или меньшим изяществом. Мужчины отпустили кучеров, с тем чтобы те вернулись к пяти часам, и весь бомонд с натужными шутками и фальшивым хихиканьем устремился к месту торжественной трапезы.
«Воркуйте, голубки, пока воркуется, потом еще наплачетесь. Семейная жизнь – не такая приятная затея, как вам кажется. Слово Мельхиора Шалюмо: на смену обжималкам придут перепалки!»
– Мельхиор! Мельхиор Шалюмо! – услышал маленький человек свое имя с раскатистым «р» и увидел даму, чей силуэт казался пышным из-за обилия лисьих хвостов, украшавших накидку. – Как приятно, что вы среди нас!
Он поднял голову и неприветливо уставился в лицо Ольги Вологды, примы санкт-петербургского балета. Она была выше его сантиметров на тридцать пять. Каре-зеленые глаза, черные как смоль волосы – скорее эффектная, чем хорошенькая.
– Ошибаетесь, Ольга, меня не соизволили пригласить. Однако не уподоблюсь злым феям и как добрый волшебник пожелаю вам всяческих успехов. Да минуют вас невзгоды, вас и новобрачных! Весна благоприятствует союзу двух душ, каковые были бы куда счастливее, избежав знакомства.
Ольга Вологда засмеялась низким, грудным смехом, и Мельхиору захотелось заткнуть ей рот, до того он разозлился. Но еще хуже была улыбка, пришедшая на смену этому приступу веселости: по выражению лица балерины Мельхиор понял, что она испытывает к нему жалость. И медленно выдохнул сквозь зубы. Он мог бы одним словом изменить навсегда ее снисходительное отношение, но вместо этого отвернулся и поприветствовал новобрачную – пухленькую блондинку Марию Бюнь, отныне мадам Аженор Фералес в горе и в радости. Вспомнив о том, что некогда питал к ней нежные чувства, человечек решил проявить великодушие и не закатывать скандалов.
– Мельхиор, оставайтесь! – еще шире улыбнулась Ольга. – Вас не пригласили по досадному недоразумению!
– Да-да, Мельхиор, присоединяйтесь к нам! – поддержала ее Мария, не обращая внимания на недовольную мину, состроенную мужем. – Мне бы очень этого хотелось!
Но маленький человек уже убрался восвояси.
– Уж не наш ли приятель Чик-Чирик это был? – осведомился подошедший длинноволосый щеголь.
– Он самый, Тони, –