наглецу, но, заметив, что Аженор Фералес делает ему знаки отойти в сторонку, все так же молча последовал за новобрачным.
При виде двоих мужчин, приближающихся к кустам бересклета, Мельхиор залег на землю, и правильно сделал – Фералес и Паже остановились как раз напротив, так что их ботинки оказались у него перед носом.
– По́лно вам, старина Ламбер, не обращайте внимания на всякий вздор в такой прекрасный день – у меня же свадьба! А этот беспардонный Аркуэ просто рисуется перед дамами, ему все равно кого подначивать – лишь бы вывести из себя. Могу я предложить вам сигару?
Маленький человек, затаив дыхание в страхе быть обнаруженным, не упускал ни слова из разговора.
– Признаться, я вынужден был его пригласить, – продолжал Аженор Фералес, – хотя глаза б мои этого хама не видели. Увы, приходится принимать в расчет дипломатические соображения: пока он пользуется благосклонностью прима-балерины, я буду с ним предельно вежлив. Несмотря на то что на прошлой неделе он меня публично унизил.
– Неужели?
– Да-да, устроил мне выволочку перед персоналом. Он, видите ли, по окончании репетиции хватился какой-то бесценной рукописи и прилюдно обвинил меня в краже, мерзавец этакий! А вечером я, как всегда, обходил сцену и зрительный зал и нашел пропажу. – Аженор сердито пыхнул сигарой. – Представьте себе, рукопись завалилась между пюпитром и перегородкой оркестровой ямы! Я отправил Шалюмо к Аркуэ вернуть потерю – и что вы думаете, музыкантишка меня поблагодарил? Не тут-то было!
– А что за рукопись? – поинтересовался Ламбер Паже.
– Либретто оперы-балета, сочиненное… ни за что не догадаетесь кем! – Аженор Фералес, предвкушая изумление собеседника, неспешно выпустил облачко сигарного дыма и лишь затем торжественно объявил: – Ольгой Вологдой!
– Вы шутите?! – оправдал его ожидания Паже. – Она сочинила либретто? Вот уж позвольте не поверить!
– А между тем, это чистая правда. Мадемуазель Вологда сама мне призналась и даже просила устроить ей встречу с мадемуазель Сандерсон, исполнительницей заглавной партии в «Таис», и с месье Морелем, Яго из «Отелло»[15]. Хочет обсудить с ними будущую постановку.
– И вы согласились?
– Ну разумеется, кто же откажет такой женщине? Я, знаете ли, вхож в закулисье, так что выполнить просьбу мне труда не составило…
– Аженор! Месье Паже! Что вы там шепчетесь? Вам так одни крошки достанутся!
– Идем, Мария, уже идем!
У Мельхиора, все это время лежавшего неподвижно, затекли руки и ноги. Он, кряхтя, потянулся и презрительно сморщился: «Жалкие смертные! Время – как сломанный кран, подтекает минутами, кап-кап. Давайте растрачивайте его – злословьте, судачьте, исходите желчью, превозносите бездарей, бахвальтесь своими скудными талантами! Но пути-то Господни неисповедимы…»
Съеденный на три четверти бисквитно-кремовый дворец Гарнье сейчас напоминал скалистый берег, подточенный ветрами и волнами.