зеркало над головой. Если хочет выжить – он это сделает, преодолев телесную немощь.
Скрипнула дверь. Кай застыл, настороженно глядя на нее, но не успел он спросить, кто там, как створка сдвинулась. Потянувшаяся было за ножом рука замерла на полдороге. Не веря своим глазам, потеряв от неожиданности дар речи, Кай увидел стоявшую на пороге госпожу Мику.
На секунду она застыла в нерешительности. Ее фигура тускло вырисовывалась в полумраке – огонь в очаге едва тлел, давая не больше света, чем луна из-за дымки облаков. Казалось, девушка почти так же ошеломлена, как сам Кай. Наконец донесся ее мягкий голос:
– Мне сказали, ты ранен?
Он поспешно опустился на колени, с трудом кланяясь. Выпрямился, пока еще мог, остро чувствуя, что сидит полураздетый, грязный и жалкий, в лачуге, которая должна казаться ей ничем не лучше прежней псарни. Не отрывая глаз от утоптанного земляного пола, он пробормотал:
– Это не стоит вашего беспокойства, госпожа.
Но Мика, не слушая, шагнула к нему. Подняв голову, Кай увидел на ее лице лишь глубокую озабоченность – как будто ничто в мире не имело сейчас значения, только он и его рана.
– Позволь мне взглянуть, – проговорила девушка, вставая на колени рядом. Ее глаза, скользившие по груди, по рукам, не просто замечали порезы и ссадины – она смотрела на него самого, его лицо, его тело с чувством большим, чем просто сострадание.
Кай поскорее отвернулся – этот взгляд пробуждал в нем боль куда более сильную, нежели физическая, – и услышал сдавленный вздох девушки.
– Твоя спина… – еле слышно прошептала она.
Шелк ее кимоно уже волнующе зашуршал рядом. Опустившись на циновку, Мика коснулась его кожи кончиками пальцев – едва ощутимо, словно перышком, но по позвоночнику Кая мгновенно пробежала дрожь.
– Моя госпожа, – запротестовал он, хотя в его внезапно охрипшем голосе слышалась мольба, – я сам могу обработать раны…
– Тебе даже не дотянуться до них.
Она произнесла это с такой мягкостью, какую он никогда не слышал прежде, но вместе с тем ему стало понятно – возражений она не примет. Сейчас Мика воистину была гордой дочерью даймё, бросившей вызов разделявшим их все эти годы правилам и законам.
Растерянный Кай не знал, на что решиться. Никогда еще он не боялся так разрушить ее жизнь одним своим существованием. Подавшись дальше в тень, молодой ловчий покорно оставил на свету только спину. Может быть, вид ран наконец оттолкнет Мику, и она уйдет. Или пусть обработает их побыстрее и тоже уйдет. Главное, чтобы ушла, ей нельзя здесь оставаться… потому что сам он желает этого больше всего на свете.
Однако Мика принадлежала к роду самураев и воплощала все, что было в них достойно уважения, – не только благородство, сострадание и справедливость ко всем людям, независимо от их положения, но также бесстрашие и неколебимость перед любыми испытаниями. Даже перед такими, от которых большинство женщин – да и мужчин – сбежало бы, понимая всю бесплодность