козырять на слушаниях в конгрессе для сбора пожертвований на хаденов. Господи боже, я же теперь федеральный агент. Выставлять меня напоказ уже даже противозаконно. – Я почувствовал острую боль, когда действие обезболивающих совсем закончилось, и невольно приложил руку к щеке.
Мама заметила это.
– Твой коренной зуб, – сказала она.
– Вернее, его отсутствие. – Да, смешно хвататься механической рукой за механическую челюсть. – Пойду-ка проверю, как я там, – сказал я и направился в свою комнату.
– Ты ведь не собираешься перевозить тело, когда переедешь? – с отчетливой тревогой в голосе спросила мама.
– Прямо сейчас – нет, – чуть повернувшись, чтобы посмотреть на нее, ответил я. – Посмотрим, как работает связь. Сегодня я не заметил лагов. А пока их нет, нет и причины перевозить тело.
– Хорошо, – по-прежнему с сомнением выговорила мама.
Я подошел к ней и обнял:
– Не волнуйся, мам. Это все мелочи. У меня тут запасной трил, я буду заглядывать. Очень часто. Ты даже и не заметишь, что я переехал.
Она улыбнулась и потрепала мою щеку:
– Вообще-то, я бы должна отругать тебя за такой покровительственный тон, но сегодня, так уж и быть, стерплю. Иди проверь себя, только не слишком долго. Отец хочет, чтобы ты появился до того, как все сядут за стол.
– Еще бы он не хотел, – буркнул я и пожал мамину руку, прежде чем уйти.
Мой новый ночной медбрат Джерри Ригс читал какую-то книгу в твердом переплете. Когда я вошел, он махнул мне рукой:
– Крис, как дела?
– По правде говоря, боль немного беспокоит.
– Пролежень?
– Вырванный зуб.
– Ясно, – сказал Крис, отложил книгу и подошел к моей «колыбели».
Мое тело было перевернуто на левый бок, потому что на правом бедре образовался очередной пролежень. Джерри начал рыться в тумбочке рядом с кроватью.
– Ага, тут тайленол с кофеином, – сказал он. – Твой дантист оставил для тебя.
– Сегодня вечером я должен быть в форме. Нет ничего опаснее для званого ужина с политиками, чем ошалевший трил.
– Ладно, – кивнул Джерри. – Посмотрим, что у нас еще есть.
Я подошел к своему телу… то есть к себе. Выглядел я как обычно – просто спящий человек. Тело было опрятным и чистым, что не всегда обязательно для хаденов. Некоторые даже не утруждались стричь волосы, потому что, положа руку на сердце, какой в этом смысл? Однако моя мама придерживалась противоположной точки зрения на этот счет. И, становясь старше, я с ней согласился.
Разумеется, чистоплотность касалась не только волос – все обстояло гораздо сложнее, так как тело, со всеми его отверстиями и системами жизнедеятельности, необходимо было снабдить необходимыми трубками, мешками и катетерами. Мама беспокоилась о моем переезде не только потому, что скучала бы по мне. Она боялась, что, зажив самостоятельно, я в конце концов начну целыми днями валяться в собственном дерьме. Я же считал ее опасения совершенно напрасными.
Я наклонился, чтобы рассмотреть свой пролежень. Как и говорила сиделка, это был