обратно. Перочинным ножом Джеральд расщепил шарик надвое и подтолкнул половинки к Тому и Брайди. – Это мускатный орех. Как поплывете, положите его под язык. Тошнить-то будет, но все же не так сильно.
Затем Джеральд стал давать советы касательно Америки. Поначалу Брайди слушала его недоверчиво, поскольку сам он там не бывал. Но потом сообразила, что Джеральд знает, о чем говорит, ибо в Ливерпуль прибывали не только отъезжающие, но и те, кто возвращался на родину, изведав тяготы заокеанской жизни.
– Как сойдете на берег, не вздумайте кашлять, – предупредил Джеральд. – Пограничники в штатском выглядывают чахоточных и тифозных. Стоит кашлянуть, и вас отправят назад или запихнут в изолятор.
Брайди вдруг захотелось откашляться. Странно, она не была простужена, однако легкое перханье перешло в приступ неудержимого кашля. Брайди зашарила по карманам в поисках носового платка, который на день рождения ей подарила Кэтлин. В груди что-то дрогнуло, когда она увидела свои инициалы, изящно вышитые сестрой.
– Попей. – Том придвинул к ней свой стакан с пивом. Но Брайди глотнула чаю, и кашель прекратился. Лица Тома и Джеральда разгладились. Брайди сунула платок в рукав, чтоб, если что, был поближе.
– Допивай. – Джеральд кивнул на ее чашку с остатками чая. – Там такого не будет.
– В Америке нет чая? – удивилась Брайди. Она-то думала, там есть всё.
– У тамошнего чая вкус помоев, которые без молока и сахара не полезут в горло.
А на первых порах молоко и сахар будут недоступной роскошью. Брайди пригорюнилась, вообразив полдники без чая, и огляделась, гадая, чего еще она лишится. Вон, за стеклянной витриной, ячменные лепешки и кекс на портере, пирожки с начинкой, черный пудинг и свиные ножки. Дома эти яства она видела только по праздникам, а теперь, наверное, не увидит вообще. Вернется ли она когда-нибудь? Аделаида уж два года как уехала, однако ни словом не обмолвилась о возвращении.
Конечно, сильнее всего она будет скучать по братьям и сестрам. Брайди представила, как, по примеру Томова брата, пришлет им билеты с оплаченными визами и одного за другим перетащит в Америку; пока молоды и податливы, их надо отлучить от грубой, затверделой груди родины.
Родителей с места не стронешь, это уж точно. Они недвижимы, словно огромные, обросшие мхом утесы. Их каменное неприятие Тома было главной причиной отъезда.
Мама-то еще ничего. Брайди чувствовала, что где-то глубоко-глубоко в ней и сейчас жива та девушка, какой она некогда была, и потому мать понимает и безмолвно поддерживает старшую дочку.
Сказать это вслух она, конечно, не могла. Почему? Из-за папы! Он-то не принимал Флиннов напрочь. Дурная, говорил, кровь. По опыту Брайди знала: если папе что втемяшится в голову, его уже не переубедишь, он становится неприступен, как скала Кэшел. Отец запретил ей выходить за Флинна. Флинн – фамилия Тома. Его дед по отцу отобрал у Моллоев ферму, которой владело не одно поколение их семьи. Уилф Флинн выиграл ферму в карты и, к великому