конечно, а что касается суицидального – так тот бы призадумался: в замешательстве, вроде даже и согласился бы, а, когда дело дошло бы до самого акта «передачи», то и отказался или призадумался бы ещё глубже, под каким-то предлогом отошёл бы в сторону и тут же тихонько, наскоро повесился. Почему? Думаю, по той же причине, что предложи суицидальному пойти в бой – какая разница как умирать? – героем-то и благороднее! – но ведь он не пойдёт. Ни за что не пойдёт.
В минуты безумного отчаяния, переминая в руках только что полученный в аптеке оранжевый валиумный бутылёк с тридцатью таблеток, я предлагала себе такой вариант: пожертвовать собой ради какой-то возвышенной цели.
Но тут же, во мне вскипала ярость и отвращение. Я воспринимала это героическое предложение как возмутительнейшее оскорбление. Суицид, это – личная месть, личный манифест и личный протест: тому и тем, что довели до этого и совершить его надобно и требуется только своими руками.
Дело ещё в том, что умирать я и не хотела, а как и любой другой суицид – я хотела «не быть».
А ведь я держу в руках смерть! Вот она, в моих собственных руках, в этих костлявых леденящих трупешных пальцах, в этом оранжевом пластмассовом бутыльке с шестьюдесятью дребезжащими как погремушка, таблетками. Так-то – от детской погремушки до смерти.
Я, лишь, однажды, только из жалости, сказала кому-то: «И я тоже тебя люблю», на что этот человек, посмотрел на меня с глубокой грустью, поцеловал мой лоб и, опустив низко голову, произнёс: «Не меня ты любишь вовсе. Ты любишь то, чем и как, одариваешь свою любовь». В этом простом предложении, он суммировал все мои «Я тебя люблю».
Вам не спится? И мне – тоже.
Давайте я Вас развлеку и расскажу о Пабло Неруде. У меня сохранилось детское воспоминание, связанное с ним, и каждый раз, читая его строки, оно тихо подходит ко мне и нашёптывает себя в мою Душу… Нет никаких причин для его вспоминания сегодня, но уж видимо день такой сегодня: беспричинных воспоминаний.
Сколько мне было? Лет 7 … Я вхожу в кабинет Папы и рассматриваю книжные стилажи …меня, по совершенному наитию, среди сотни книг, привлекает одна худенька брошюрка, втиснутая в армию тяжеловесных томов. Своими пальчиками, я выковыриваю её среди двух жирных книжищ, она с трудом выбирается и оказывается в моих руках. Читаю: «Пабло Неруда. Двадцать стихотворений о любви и одна песня отчаяния». Что такое «отчаяние» я не понимаю. Но уж позже в своей жизни, я не только пойму это слово, но и заживо в нём утоплюсь.
В этот момент, он входит в кабинет: берёт эту брошюру и сажает меня на колени.
Он говорит, что Пабло Неруда был поэтом, а в пароходстве есть танке, который носит его имя:
– Он умер ещё до твоего рождения, а эта книга – стихи о любви, которые я читал твоей Маме.
Вот и ты, доченька, – когда подрастёшь, мужчины также будут читать тебе Пабло Неруду.»
Это – было одно из редчайших общений с Папой, потому что, из-за работы, он всегда был – «где-то «там».
Я посмотрела на Интернете: танкер «Пабло Неруда» продали