Никита Сергеевич орал – в том числе и матом – что он действительно вынужден брать на себя всю ответственность, потому, что один только он и работает. А все остальные – бездельники и тунеядцы! А Подгорный идёт неверной тропой охальников, вроде Брежнева и Игнатова!
Под конец истерического монолога, Никита Сергеевич, обдав Николая Викторовича изрядной порцией слюны, недвусмысленно предрёк будущее:
– С одним я разделался – разделаюсь, придёт время, и с другим…
В отличие от катренов Нострадамуса, этому предсказанию можно было верить. Всего двумя годами раньше Игнатов не только не был избран в Президиум ЦК, но и оказался перемещён с поста секретаря ЦК на скромный, ничего не значащий, де-факто церемониальный пост Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР. А ведь какие у него были амбиции! Какие планы!
Быстренько вспомянув прошлое, Николай Викторович честно облился потом, и начал отступать к двери. Уже в спину он получил от Хрущёва «на дорожку»:
– Кукуруза тут ни при чём! Всё дело – в людях, в структуре! Надо будет заняться структурой! Ох, надо! Совсем распустились! Распоясались!
«Заниматься структурой» было любимым делом Никиты Сергеевича – неважно, о какого рода «структуре» шла речь…
– Ну, что, Леонид Ильич: не передумал?
Вопрос прозвучал настолько двусмысленно – и в то же время настолько однозначно, что Брежнев усмехнулся. Но формулировка не была следствием косноязычия Подгорного: сказал то, что думал, и то, что хотел сказать. Николай Викторович, хоть и был известным грубияном, мог выразить собственные мысли не только в нецензурной форме.
– Да нет, не передумал. Место встречи изменить нельзя.
– Ну, тогда до встречи, Леонид Ильич! На «месте встречи»…
Глава четвёртая
И вновь Брежнев не спешил «раскрываться». Уже освежевали добытого кабана, уже расписали его по кускам всем знакомым: была у Леонида Ильича такая «хлебосольная» привычка – а он всё не начинал разговора «по существу». Николай Викторович с досады «хватил» вторую рюмку – и даже не закусил. Но, даже не закусив, он даже не поморщился: sic!
– Ты сегодня – как встрёпанный воробей. Что случилось, Николай?
Сократив обращение до имени, Брежнев первым сделал шаг навстречу. Это уже было что-то – и Подгорный не только не стал возражать, но и «шагнул» сам.
– Ох, Леонид, и не спрашивай…
И хоть персональные обращения ещё не дошли до уменьшительно-ласкательной формы, «процесс сближения пошёл». И – «семимильными шагами» – пусть и незримо для непосвящённых.
– Никита?
Леонид Ильич был мастером по выходу на суть одним словом: опыт. Мгновенно порозовев лысиной, Подгорный мрачно сверкнул, казалось бы, давно не сверкающим глазом.
– Совсем зарвался Хрущ… С говном бы меня сожрал…
Брежнев усмехнулся. Тонко. Одними глазами, даже не тронув губ.
– Кукуруза?
Лаконизм