не кра… Хорошо, признаюсь. Я позаимствовала некоторую сумму, в размере двадцати тысяч трёхсот рублей. Из них потратила только на проезд в автобусе. Но я собиралась их вернуть! Как только доеду, вышлю перевод, от подруги, – Света обернулась на мать. – Прости, мама, я не упомянула об этом в записке.
– Что за подруга?
– Георгина Семёновна Воскресенская. У неё папа, как и вы, в милиции работает. Георгина пригласила меня в Новосибирск, но просила, чтобы я не говорила никому, а приехала сама. Иначе бы меня не отпустили.
– Деньги где?
Света молча достала свой кошелёк. Протянула маме. Старлей, чуть склонив голову, посмотрела на Валентину.
– Заявление забирать будете? – та кивнула и взяла кошелёк.
Света мельком посмотрела на часы. Одна минута за полночь. Настал новый день, а предыдущий растворился во тьме. Неожиданно для себя, Света ощутила заряд силы, уверенности, какую испытываешь, когда твёрдо стоишь на ногах после качки. Почему-то ей захотелось обнять маму обнять старлея, но девочка сдержалась. Надо было скромно попрощаться и спокойно дойти до дома. И всё же, тьма отступала. Её разгоняла уверенность, логичная и, в то же время, иррациональная – будет рассвет.
Папа жив. Это точно. Но знать об этом нельзя никому. Даже маме. Тем более, кому-то постороннему. Это убеждение грело Светину душу по пути домой. Шли пешком, по ночной прохладе, которая пришла на смену вечернему теплу. Мама шагала семеня, Света, нарочно не попадая нога в ногу, ступала легко и широко.
– Может, такси возьмём? – предложила дочь.
– Все мои деньги хочешь потратить? Тут идти два квартала.
В прихожей, Валентина включила свет не обычным щелчком – она ударила по кнопке. Стянула жмущие туфли, подпрыгивая на одной ноге и держась за тумбочку. Та пошатнулась, отчего помада скатилась на пол. Света подняла и аккуратно положила обратно.
В момент, когда загорелась лампочка, бодрость и весёлость исчезли. Схлопнулись. Теперь Света была в родной квартире как в тюрьме. Через зеркало, она посмотрела на маму. Неужели сейчас будет буря? Но мама, надев любимые просторные тапки, вдруг упала на колени, обняла дочь и принялась её целовать.
– Прости меня! Прости меня, родная.
Следы помады покрыли Светины щёки.
– Что ж я так не уследила за тобой? Что я тебе сделала?! – Валентина ударила дочку по щеке. А потом снова начала целовать.
Неловкость нарастала с каждой секундой. Свете хотелось испариться, провалиться под пол, к соседям, сгореть одной вспышкой! Лишь бы это не продолжалось.
– Мама, – она мягко надавила матери на плечи, не толкая, но и не давая прижаться сильнее. – Ты не виновата.
– А кто? Кто виноват? Может, скажешь мне, а?
Два слова – нет, ещё четыре – обожгли Свете горло. Хотелось высказать, и это объяснило бы многое. «Папа жив. Я хочу его найти». Но было нельзя. Иначе – опасность. Иначе всем будет плохо. Но Валентина уже трясла её за плечи.
– Папа