неожиданном много веса. Щелчки камеры.
«Можно уходить».
Обратный полёт. Зенитки в Шамбери, чёрные кляксы над Греноблем. Молния, уходящая от смертоносных взрывов в последний момент. Время – три часа над территорией противника. Достаточно. Пора домой.
>>>
Лигурийское море блестит на солнце, не тревожимое ни единым порывом ветра. Кажется, само небо рухнуло вниз и задремало, растянувшись на огромном куске земли.
Я зачарованно наблюдаю за ним.
«Найдёшь свою смерть в волнах…» – снова вспоминаю я. И что с того? Прекрасная смерть, едва ли не лучшая на Земле. Ещё бывает смерть от старости, она, кажется, привлекательнее, хотя на деле… кто его знает? Может, вообще нет никакой разницы, как умираешь, и всё, что с тобой происходит – последнее падение: всё дальше в черноту космоса, расцвеченного миллиардами звёзд.
Посторонний стук привлекает моё внимание. Когда находишься так высоко, звук, подобный этому, может означать крошечную проблему или скорую смерть. Мотор всё так же пыхтит, приборы исправно сообщают, что машина в норме. Настойчивый стук повторяется, будто кто-то кулаком бьёт по защитной крышке кабины. Я оборачиваюсь, и не верю своим глазам.
Живой мальчик. Заглядывает внутрь, как ни в чём не бывало стоя на корпусе самолёта, несущегося на огромной высоте. Кулак требовательно стучит по стеклу.
– Открывай, – произносит он. Я вижу, как шевелятся губы, но не слышу голоса, хотя и понимаю, что мальчик говорит. Отрицательно качаю головой. Он хмурится, потом поднимает кулачок и опять стучит.
У него пшеничного цвета кудри, разбросанные по голове, и тонкие брови, и слишком бледная кожа. Как он очутился на корпусе моего самолёта? Здесь, посреди неба?
– Ты уже забыл меня? – спрашивает он.
– Нет.
– Тогда открывай. Я должен тебе кое-что показать.
Преодолев бурное смятение, я тяну руку к ремням безопасности. Одному мне их не расстегнуть. Как, впрочем, и не открыть кабину. Я поворачиваюсь к мальчику и показываю ему левую руку.
– Она не работает.
– Работает. Ты просто забыл, как это делать.
– Моя травма…
– Все раны зарастают и остаётся только память.
– Но…
– Значит, твоя не заросла, и ты не пустил её в память. Ладно.
Мальчик кладёт ладони на стекло, я замечаю, что на них нет линий. Хочу спросить его об этом, но происходит невероятное: руки мальчика светятся тёплым жёлтым светом и проходят сквозь крышку кабины. Он склоняется надо мной, расстёгивает ремни.
– Держись крепче!
Одним невероятно сильным движением он вынимает меня из кабины. Я бьюсь коленкой о штурвал, вскрикиваю. Мальчик смотрит на меня.
– Мой браслет!
– Не волнуйся.
Ветром срывает перчатку. Серебряный браслет, который я никогда не снимаю, таинственным образом пропал с моего запястья.
– Мы