Сигрун, почти не знавшая западных наречий, разобрала лишь одно слово: «брат». Чужачка повторяла его и плакала, так что Сигрун становилось неловко. И всё же она продолжала выхаживать южанку.
На четвёртый день чужачка открыла глаза.
Кена увидела девушку, стоявшую перед ней – стройную, с волосами такими же рыжими, как у неё самой.
Стан девушки обнимали складки свободного платья-рубахи с длинными широкими рукавами. На плечах лежала шаль, заколотая оловянной брошью. На поясе висело множество сумочек и нож.
Приняв ведунью за одну из своих, Кена торопливо и громко заговорила, пытаясь рассказать о том, что произошло, но Сигрун непонимающе смотрела на неё, и Кена замолкла. С детства Кена слушала саги и песни, что приносили чужеземные скальды из дальних краёв. Некоторые учила и переводила сама, чтобы затем пересказать братьям. И потому хорошо знала северные слова.
– Где я? – спросила она на другом языке, который знала немного, пусть и не слишком хорошо.
– Ты в окрестностях Бирки, в лекарском доме. Друг просил меня проследить за тобой.
Кена закрыла глаза. Перед внутренним взором её встало лицо викинга с заплетённой в косы золотистой бородой, который вонзил клинок в её плечо.
– Я в плену?
Сигрун пожала плечами.
– Тогда уж вернее сказать, что ты рабыня. Но я не знаю, чья. Мне просто наказали сделать так, чтобы ты продолжала жить.
Сигрун отвернулась к котелку и медным черпаком принялась переливать какое-то варево в стакан.
«Рабыня», – Кена покатала слово на языке. Такое могло случиться с кем угодно – только не с ней. Лекарка, конечно, лгала. Потому что не стал бы никто выхаживать рабу.
– Пей, – сказала ведунья тем временем и сунула чашу с варевом Кене под нос. – Боль пройдёт.
Плечо и правда нестерпимо болело, и Кена послушно сделала глоток. Потом ещё один, и ещё, пока не осушила чашу до дна.
Кена быстро уснула и вновь очнулась через несколько часов. Ведунья снова оказалась рядом, как будто и не уходила никуда. Стояла у соседней лежанки и колдовала над другим больным.
– Как тебя звать? – окликнула Кена травницу.
– Сигрун, – девушка обернулась через плечо.
– Я – Кена, – сказала южанка и на какое-то время замолкла, наблюдая за лекаркой.
Девушка закончила с больным и, повернувшись, присела на краешек покрывала, которое набросила на мужчину.
– Правда, что ты колдунья? – спросила травница.
Кена приподняла бровь. Она догадывалась, о чём говорила Сигрун, но не спешила отвечать. Во многих землях, куда добралось учение нового бога, о старой магии следовало молчать.
– С чего это ты взяла?
– Все говорят, – Сигрун смотрела с насмешкой. А подумав, добавила: – Говорят, ты пела колдовские песни, и галлы бросались в бой как безумные, оборачиваясь бешеными лисами.
– А если и так… Разве ты не такая же, как я?
Сигрун прищурилась.
– Трудно сказать.
Она