Заклятье вступит в силу, как только вещь попадёт в руки к тому, для кого оно создано. Но руны не помогут наслать ненастье или отвести глаза. Только сейд. Говорят, что саамы даже покидают тело и принимают облик животных.
– А ты? Когда-нибудь пела сейд? И разве ты не сказала, что эта магия – зло?
– Зло? Магия не бывает доброй и злой. Всё зависит от того, для чего мы её применяем. Так, если сейд применят против крушения драккара, отравления, для защиты человека или выздоровления от недуга, он станет добром. Если же гальдр совершат, чтобы навредить ненавистнику или даже убить, то за свои заговоры придётся ответить на тинге. Но гальдр мне не доступен, – закончила лекарка, – а в рунах я кое-что понимаю – так же, как в варении зелий и трав. Трудно сказать, владею ли я колдовством. Иногда мне кажется, что это колдовство владеет мной.
Сигрун закончила отирать рану пленницы смоченным в отваре лоскутом, наложила сверху повязку и, разгладив её рукой, сказала:
– А теперь тебе нужно спать.
– Сколько я буду здесь?
– Пока твой хозяин за тобой не придёт.
Северяне разбирались в науке трав и отваров и умели врачевать. Болезнь они, конечно, считали наказанием богов, но и с ранами справлялись хорошо.
В доме, куда направился Льеф, было семеро тяжелораненых. Сигрун перевязывала их. На земляном полу горел огонь, и травница грела на нём воду для промывки ран. Льеф сел у дверей и стал ждать. Люди, которые ухаживали за ранеными, входили и выходили.
Наконец, девушка заметила викинга.
– А… вот и ты пришёл.
– Ждала? – спросил Льеф.
– А то, – она кивнула в сторону стоявшей у окна лежанки. – Расскажи Руну, как я хорошо тебе помогла.
– Обязательно, – Льеф поднялся и пересел на топчан, на который указала Сигрун.
Чужачка лежала, закрыв глаза. Её длинные волосы разметались по покрывалу, напоминая лучи светила, что пылало в полуденном небе.
– Её зовут Кена, – шепнула Сигрун, заметив, какой нежностью наполнился взгляд воина. – И она в самом деле тебя околдовала.
– Ну и что? – бросил Льеф, не глядя на лекарку.
– Ничего, – Сигрун повела плечом и вернулась к делам.
А Льеф всё сидел и смотрел, пытаясь понять, в чём же тайная магия лица раненой южанки, и зачем он притащил сюда, на север, эту рабыню.
Кена открыла глаза – ясные и голубые, как у самых красивых из северян. В зрачках её таился страх – как будто она Льефа узнала.
Чужачка попыталась немного отползти назад, но Льеф перехватил её запястье и удержал.
– Я – твой господин. Я взял тебя по праву победителя, и ты не должна меня чураться. Твоя жизнь в моих руках.
Кена сглотнула.
«Всё-таки это правда», – с отчаяньем подумала она, и слёзы навернулись на глаза. Никогда больше ей не увидеть зелёные просторы Элриа, никогда не услышать песен своего народа. И здесь, в чужой земле, она больше не была дочерью вождя, а стала всего лишь рабыней.
Льеф